Беллатрикс была в бешенстве, в ярости и одновременно с тем в ужасе. Она совершенно не понимала и не хотела понимать, что происходит, однако одно знала точно: дней хуже, чем сегодня, в её жизни было мало и все их можно было пересчитать на пальцах одной руки. Приказав эльфу хорошенько себя побить головой об стену, Белла хмуро схватила принесённый существом бокал с вином и осушила его до дна. Хотелось огневиски, но она боялась, что не сможет сохранить трезвый рассудок, а он понадобится ей для серьёзного разговора с мужем.
Когда в окно постучала незнакомая сова, Белла как раз помогала Софи собирать паззлы с историями из жизни Основателей. Нахмурившись, она открыла окно и отвязала от лапки животного пергамент с подписью одной из заклятых подружек: та писала исключительно в тех случаях, когда имела, чем похвастаться. Белла, впрочем, от неё не отставала и, по её собственному мнению, пока выигрывала в погоне за успешностью хотя бы потому, что была Блэк и вышла замуж за Лестрейнджа. Тут у подруженьки шансов не было с самого рождения.
В общем-то, немного удивившись, Белла заскользила взглядом по строчкам.

"Дорогая Белла,

Надеюсь, ты в добром здравии, потому что новости, которые я хочу тебе сообщить, настолько отвратительны, что я не хочу делать ими тебе хуже. Сегодня я ждала своего любимого мужа в кафе около Министерства (он так много работает, что пришлось задержаться на совещании) и увидела знакомое лицо. Рудольфус, надо сказать, очень хорошо выглядит! Уверена, ты выбирала ему эту чудесную мантию, которую он надел.
Но, дорогая, крепись! Рудольфус был не один, а в компании молодой и очень красивой блондинки. Ей, наверное, всего восемнадцать или девятнадцать лет... Я бы не стала беспокоить тебя, милая Белла, если бы не то, как они сидели. Очень, очень недвусмысленно! Поверь мне, Белла, они выглядели как любовники!
Я почувствовала себя обязанной сообщить тебе так скоро, как только смогла, поэтому сразу же побежала в совятню. Думаю, ты достойна знать, моя дорогая Белла.

Держись! И помни, что ты лучше, чем эта вертихвостка.
С любовью,
твоя подруга..."

Белла глупо моргнула. Что? Какая волшебница? Какая блондинка? Что она себе... Нет, это, должно быть, просто наглая ложь! Специально выдуманная для того, чтобы позлить её, Беллу! Однако она прекрасно осознавала, что идиоткой её "подруга" не была: она бы не стала писать того, в чём не была уверена, хотя бы потому, что у Беллы была быстрая возможность это проверить. Рудольфус мог быть дома или у брата, тогда бы она опростоволосилась и полностью потеряла контроль над ситуацией — и точно проиграла бы в их вечном соперничестве за звание самой лучшей женщины чистокровного общества... Нет, она бы поступила умнее, несмотря на всю свою недалёкость. Значит, Рудольфус точно был в этом кафе и, вероятнее всего, точно был не один.
Белла почувствовала, как ухнуло куда-то вниз сердце. Как он мог так с ней поступить? Как он посмел? Неужели это потому, что... Она приложила руку ко рту, проглотив тихий всхлип. Как он посмел?!
Она почувствовала, как разливается по всему телу ярость от уязвлённой гордости. Она была лучше, чем любая другая женщина в этой стране, хоть блондинка, хоть брюнетка, хоть рыжая! И до сегодняшнего дня она была уверена, что Рудольфусу прекрасно об этом известно. Однако, видимо, не совсем... Она отбросила письмо и посмотрела на часы. Рудольфус, очевидно, скоро вернётся со своего свидания... Или не скоро? Может, он вообще ночью домой не вернётся, останется у этой своей шлюхи?
— Уведи Софи в комнату, — приказала она домовику. Голос её был строг, но стоило ей обратиться к племяннице, как тут же смягчился:
— Детка, поиграй немного сама, хорошо? Мне надо разобраться с делами.
Рудольфуса она ждала в гостиной, меряя комнату шагами, не в силах справиться с душившей обидой и яростью. Ей казалось, что она готова разрыдаться от обилия эмоций, ей хотелось взять палочку и пойти заавадить кого-нибудь, только бы стало легче... Да хоть ту блондинку.
Или этого гонца с плохими вестями. Или обеих сразу — жить стало бы значительно легче.
Поэтому как только на пороге комнаты появился Рудольфус, она не смогла долго удержать спокойное лицо, как планировала, и кинулась на него сразу же:
— Что, молоденького тела захотелось? Что, я тебя больше не удовлетворяю? Или это мода у вас такая, заводить себе любовниц при живой-то жене? Отвечай!
Она взорвала какую-то дорогущую вазу на каминной полке, и та разлетелась на тысячи осколков.
— Никогда не думала, что ты станешь мерзким предателем и изменщиком, Рудо! Она хотя бы полукровка? Или ты уже и магглами не брезгуешь? Отвечай!
Кресло, стоящее на пути Беллы, перевернулось с грохотом и сшибло по пути к стене кофейный столик, который Белла, естественно, даже не заметила.

Когда Рудольфус схватил Беллу и попытался прижать к себе, она начала сопротивляться так, будто попала в руки врагу по меньшей мере. Быть успокоенной в объятиях этого подлого, гадкого изменщика, она не желала, что явно читалось в её лице и её попытках вырваться на свободу.
— Отпусти меня! — завопила она. — Пусти, Рудо, я не желаю, не желаю! чтобы ты дотрагивался до меня, ты, подлый изменщик, наглый врун!
В голове она уже нарисовала себе картинку, как Рудольфус встречается с этой своей молоденькой восемнадцатилетней блондинкой, как они занимаются сексом (не любовью, конечно, о какой тут любви могла быть речь? любить Рудо мог Беллу и только Беллу, даже в её мыслях про его возможную измену), как он дарит ей украшения или что там ещё дарят любовницам... Ярость застилала глаза. Ей хотелось плакать и биться в истерике, но она не могла себе этого позволить, чтобы не выглядеть слабой и беззащитной, поэтому она вымещала всю свою злость на предметах в гостиной и на бедной голове своего мужа. Который, надо сказать, за годы жизни с Беллой Лестрейндж под одной крышей уже достаточно привык к её вспыльчивому и взрывному характеру.
— Это я несу бред? Давай, давай, оправдывайся!
Конечно, его вопрос она проигнорировала, да и реплику про ополумевшую тоже. Ну, в самом деле, она бы и прицепилась к слову, но была слишком зла, чтобы запомнить, что муж ей говорил и как называл. Да и в целом ситуация предполагала разобраться с его отговорками и прочим весельем, а тот факт, что он откровенно пытался себя выгородить, прикидываясь ничего не понимающим, тревожил её куда больше, чем тот факт, что он считает её поехавшей. В конце концов, это, может, отчасти и было правдой, чего тут обижаться?
Она постучала руками по его плечам и груди, насколько дотянулась, размахивать палочкой не получалось, потому что Рудольфус полностью нейтрализовал её движения. Белла обиженно засопела, пытаясь ещё что-то сделать, но не получалось, поэтому она сделала вид, что перестала трепыхаться, чтобы муж ослабил хватку.
— Это ты мне объясни, "что случилось"! — передразнила она его на повышенных тонах и зло, но без крика. — Разгуливаешь в компании молоденьких ведьм, а теперь ещё спрашиваешь, что случилось? Как ты вообще посмел...
Она снова отчаянно попыталась отпихнуть Рудольфуса, чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошеные злые слёзы. Нет уж, их она пускать точно не намерена! Не здесь, по-крайней мере, точно.
— Если бы ты хотя бы попытался это скрыть, Рудо! Не ради меня, упаси Мерлин, ради репутации своей фамилии! Но нет, зачем это тебе. Я думала, что ты всегда поступаешь умно, а тут какая-то вертихвостка вскружила тебе голову, и ты готов сидеть с ней попивать кофе на глазах у всей магической Британии! Браво!

Рудольфус явно не понимал, о чём она, и хотя Беллатрикс уже не могла так просто взять и успокоиться, она уже начинала думать, что её заклятая подружка всё выдумала и ничего на самом деле такого не случилось. Конечно, Белле было легко в это поверить: как её муж вообще мог посмотреть на кого-то, кроме неё? Но внутри что-то всё равно копошилось неприятное, и она продолжила отбиваться и сыпать упрёками и оскорблениями скорее по инерции, пока...
Пока Рудольфус не отстранился и не сказал мрачное "ты об этой", точно вспомнил, о чём Белла могла говорить и что иметь в виду. Точно действительно что-то произошло.
Что-то внутри неё оборвалось.
Натянулось, заскрипело от напряжения — и рухнуло в пропасть.
Белла посмотрела на мужа даже удивлённо: неужели?.. Неужели правда? Неужели он действительно мог ей изменить? За своей вспышкой ярости от уязвлённого самолюбия, Белла даже не задумалась толком о том, что это всё может быть на самом деле. Что это не выдумка, что не какая-то случайная встреча; да, она надеялась, что Рудольфус её разубедит.
Она замерла, не в силах броситься на него снова с кулаками или хотя бы зарыдать в голос — или сказать что-нибудь. Но Рудольфус продолжил говорить.
И Белла почувствовала, как внутри разливается облегчение. Он ей не врал, он говорил правду, она это чувствовала. В одно мгновение ей захотелось радостно расхохотаться и броситься к нему на шею, чтобы обнять, поцеловать и радоваться вместе, что всё это глупое недоразумение, но потом она вспомнила свои ощущения буквально секунду назад. И ей захотелось разбить всё, что было в этой комнате, только за то, что он заставил её почувствовать это мерзкое, душное, отвратительное ощущение собственной никчёмности и потери. Ощущение того, что жизнь всё-таки кончена и что так бывает в двадцать пять лет.
— Ах стажёрка! Ах из аврората! И какого драккла ты расхаживаешь с ней по кафе, ты что, тоже из аврората?! — она сделала выпад палочкой и выпустила в него заклинание удара, но Рудольфус перехватил её руку и луч разбился о стену. — Как ты её выкопал-то вообще, Рудольфус! Не спал, но хотел? Или что?

— Пусти меня, мне больно! — закричала она, когда Рудо сжал её запястье. Ещё чуть-чуть — и сломает, переломит надвое... Белла пыталась вырваться, но муж был сильнее, всегда был. Она смотрела на него волком, но внутри уже почти успокоилась: всё уже было хорошо, она уже для себя решила, что с их браком всё в порядке и предателей среди них нет. Не то чтобы она поверила в это всерьёз хоть на одну секундочку.
Впрочем, уязвлённое самолюбие — штука сложная, особенно когда разговор о Беллатрикс Лестрейндж.
— Пусти, Рудо, пус...
Он впился ей в губы требовательным поцелуем, и она хотела отстраниться больше из вредности, чем от желания прекратить с ним физический контакт, но Рудольфус не дал ей этого сделать. Белла откликнулась — всё равно откликнулась бы, даже против своей воли — на его поцелуй, чувствуя, как становится жарко и томно от царившей вокруг атмосферы ругани, недопонимания... страсти. Мелькнула на мгновение мысль, что так было в первые годы их совместной жизни, но мысль быстро ушла, оставив место пустоте: Рудо прервал поцелуй и отстранился.
Белла смотрела на него недовольно, сжимая палочку в руке, но пока не нападая. Недовольна она была по большей части тем, что продолжения, к которому она в целом была готова, не последовало.
— Легилимент? — переспросила она. — Врождённый легилимент?
Она сощурилась и дёрнула рукой с палочкой — Рудольфус предусмотрительно усилил хватку. Врождённые легилименты, конечно, существовали, но это было настолько редким явлением, что вероятность встретить одного в пределах одной планеты равнялась примерно... ну, очень маленькому проценту. Что уж говорить о родной стране не слишком-то больших размеров.
— И что, теперь это требует походов по кафе на глазах у всей честной Британии? — спросила она недовольно, но сопротивляться уже было бесполезно. Рудольфус был сильнее: Белла чувствовала, что рука разжимается сама по себе. Палочка стукнула об пол где-то у их ног, и Беллатрикс проводила её взглядом, в котором читалось слово "предательница".
— Хорошо, допустим, я тебе верю, — произнесла она, переводя взгляд на мужа. Пришлось сохранять образ — верила она ему в целом и без допустим, хотя внутри и грыз немного червячок пошатнувшегося эгоизма, который требовал, чтобы всё внимание и все мысли Рудольфуса были направлены только в её, Беллы, сторону. — И кто она?
Она задумчиво посмотрела на мужа и дёрнула рукой, пытаясь высвободиться. Поза была не слишком удобной для светских разговоров.
— Если она смогла сломать даже твою защиту, то у нас большие проблемы...

— Стажёр в аврорате? Легилимент? — Белла пыталась уместить всё сказанное в голове. Конечно, эти ребята своего не упустят, девчонку с такими способностями наверняка заметили чуть ли не с рождения и держали под колпаком до той поры, пока она не приняла правильный выбор. Беллатрикс, конечно, было неведомо, что творилось за стенами Министерства Магии, ещё и в святая святых добра и справедливости, в аврорате, но она почему-то была уверена, что если простое убеждение не срабатывало, эти ребята наверняка знали, что такого можно применить ещё. А если не знали, то они были слишком лёгкой мишенью и недостойными противниками, в общем, достойными мыслей, которые иногда она о них думала.
Рудольфус ослабил хватку и прижал её к себе. Она прильнула к его сильной груди, чувствуя его тепло, его близость, и больше не могла злиться. Она уже не злилась, конечно же, но Рудольфусу об этом было знать не обязательно. Впрочем, сопротивляться сил и желания не осталось, Беллатрикс немного устала от своей яркой вспышки злости, а потому молчала, обхватив талию мужа руками.
Когда он поцеловал её, она забыла обо всём на свете: и об авроратских стажёрках, которым следовало бы повыдёргивать все волосы, чтоб неповадно было, и об опасности, нависшей над ними, и вообще о том, где она находится и что происходит. Ничто было не важно, кроме Рудольфуса рядом с ней, кроме его рук на её волосах, кроме его дыхания.
Белла не стала ничего говорить, только последовала за мужем на диван, где опустилась ему на колени, обняв его за шею, пальцами провела по щеке, по губам, вниз к груди. Она изучающе оглядывала его, удерживаясь от того, чтобы снова поцеловать его, яростно и пылко, только расстегнула верхние пуговицы мантии, чтобы удобнее было запустить руку под неё.
— И что ты узнал про неё? — спросила Белла. — Думаешь, надо её устранить?
Она предложила так спокойно, будто они обсуждали грядущее Рождество и подарки под ёлку, в крайнем случае — поход по магазинам на следующей неделе. Для неё не было в целом ничего особенного в том, чтобы убрать с дороги мешающий элемент. Не сейчас, не после того, как эти элементы прервали их с Рудольфусом род, не дав ему продолжиться.

— Какая болтливая пташка, — рассмеялась Белла. Эта Эстер Голдштейн, судя по всему, была тупа, как пробка, потому что выдать всю информацию о себе и своей необычной семье первому встречному, пусть даже такому красавцу, как Рудольфус... Это было глупо, неосмотрительно и совершенно по-идиотски. Она ведь была будущим аврором, их там совсем ничему не учат?
— Славно, — отозвалась Белла, кокетливо покачивая головой. — Меньше Голдштейнов, меньше проблем.
Не хватало ещё, чтобы по магической Британии разгуливала целая армия легилиментов, вынюхивая и разузнавая. Авроры были не промах, сразу же решили использовать девчонку в своих целях, очень может быть, что и другие противники Пожирателей Смерти будут ненамного глупее. Беллатрикс вздохнула: ей и так была уже заочно противна эта Эстер, а ещё её способность, её семейка сугубо положительная и вся из себя... Свалилась, тоже, им на головы. Рудо тем временем продолжал делиться подробностями их беседы с коварной вертихвосткой, которая наверняка разве что прямо там из мантии не выскочила в попытках привлечь внимание Рудо. Беллатрикс прекрасно знала, как наивны и глупы могут быть молоденькие девочки, а ещё знала, что её муж умел производить впечатление. От мысли о том, что он хотел произвести впечатление, становилось не по себе — но она старательно убеждала себя в том, что это для дела. Если это было для дела — она не имела права чинить ему препятствий, даже если душа её рвалась на части от ревности, ненависти и страха, хорошо маскируемого остальными эмоциями.
— В твоих же интересах, чтобы она не решилась на этот идиотский шаг, — начала Белла грозно, но договорить ей не дали: требовательным поцелуем муж впился в её губы, и она совсем забыла о том, что хотела ещё что-то сказать хотя бы для того, чтобы поддержать собственный образ оскорблённой невинности. Близость Рудо пьянила, как всегда, с каждым днём будто сильнее, несмотря на годы брака. Ладонью она провела по его щеке, пальцами зарылась в его волосы, не давая отпрянуть от себя, даже если бы он хотел. Знала — не хотел.
— Мы её уничтожим, — произнесла она тихо, на мгновение отстранившись. — Мы всех их уничтожим.
Ей не нужно было пояснять, кого именно, Рудо и сам прекрасно это знал. От мысли о мести ей стало ещё жарче, чем было, и Белла почувствовала острую необходимость избавиться от платья, от белья, от всего, что сковывало движения и давило на неё грузом условностей. Остаться обнажённой, на суд мужа — не судившего её.
Она расстегнула пуговицу у шеи, потом ещё одну, остальное оставила, как есть, снова склонилась к Рудольфусу. Дыхание её становилось тяжелее с каждым вдохом, она чувствовала, как её тело охватывает пожар эмоций и ощущений, как разгоревшаяся между ними ссора неожиданно повернула совсем в другое русло, как мысль о том, что Рудольфус — её и только её разожгла в ней желание. Ей жизненно необходимо было быть с ним, чувствовать его рядом и знать, что он с ней, что они вместе — одно целое.
Как на супружеском ложе.
Белла снова требовательно прижалась губами к губам мужа, крепче прижимаясь к нему вместо признания в любви.

Платье придётся менять, подумала бы Белла, но голова её была занята другим — Рудольфусом. У неё было столько платьев, что Рудо мог рвать их каждый день в клочья, и всё равно утомился бы раньше, чем успел испортить всю одежду Беллы. Он баловал её, баловал так, как, наверное, не баловал даже отец — а мистер Блэк любил свою дочь так, что многие бы позавидовали.
Но мысли Беллы были сосредоточены только на муже, на желании в его глазах, на его любви, которая грела её даже через несколько слоёв одежды, на том, как у неё всё ещё подрагивали руки, как будто это снова была их первая ночь — от невероятного желания, охватившего её.
— Да, — в поцелуе выдохнула Белла.
— Я люблю, — подтверждая то, что он только что сказал. Она любила его, всего, без остатка — страстно, горячо, пылко. Чувства Беллы не остывали — он не давал бы им остынуть — и их брак был таким крепким, что многим семьям, скрепившим своих детей по договору, и не снилось. Белла и Рудо. Беллатрикс и Рудольфус. Их имена навечно были связаны не только нитями на семейном древе, не только общей фамилией, а чем-то высшим, самой магией — навсегда. И это было то, что делало Беллу по-настоящему счастливой в его объятиях, под градом его жарких поцелуев.
Она не стеснялась себя, обнажённой, потому что перед ним она всегда была такой — открытой, бесстыдно неприкрытой, и даже её самые жуткие мысли, страхи, желания, мечтания, всё это было открыто перед Рудольфусом. Он видел её насквозь, и она ничего от него не скрывала — никогда.
Сейчас, полностью нагая, она помогла и ему освободиться от пут одежды, чтобы ещё ближе прижаться к его разгорячённому телу и почувствовать в себе разгорающийся огонь, охватывающий её всю изнутри. Она знала, что краснеют щёки — не от смущения, нет. Его уверенные движения будили её, настоящую, спрятанную ото всех слоями одежды и напускного, общественно-приемлемого. Такая Белла могла делать, что хотела, и ей бы за это ничего не было — Рудольфус бы не позволил.
— Рудо, — жарко шепнула она, руками скользя по его плечам, торсу, бёдрам. — Ты мой, я твоя.
И с наслаждением выдохнула, когда они наконец слились в единое целое.