После тренировки Джим все-таки решается последовать совету Рема. По сути, повести себя как Ремус. Хочешь быть как Ремус в глазах Эванс — адекватным и достойным общения человеком — думай как Ремус, веди себя как Ремус, будь... ну, нет, быть Ремусом Джеймс бы не согласился, ему и собой было вполне комфортно быть. Поэтому он предпринимает усилия, чтобы догнать Мэри по пути со стадиона к замку, несмотря на ноющие после добротной тренировки мышцы, и хлопает ее по плечу — чуть бережнее, чем хлопнул бы того же Сириуса, но ощутимо:
    — Мэри, притормози, есть серьезный разговор. Это про двадцать седьмое, — Джим говорит серьезно, но уголки его губ невольно ползут вверх в привычной чуть насмешливой улыбке, как будто все это — какая-то шутка.
    Пропустив вперед других игроков и крикнув Сириусу, что увидятся потом, Джеймс дожидается, пока они отойдут достаточно далеко вперед, чтобы не слышать их, и, закинув метлу на плечо, размеренным прогулочным шагом продолжает идти до замка, на этот раз рядом с Мэри. Во всей этой ситуации его радует только одно: объяснить все Мэри сейчас гораздо проще, чем будет объяснить все Лили. Мэри, кажется, совершенно не считает его задавакой и невыносимым придурком, а это всегда облегчает общение с девчонками.
    — В общем, я сходил к профессору-мантикоре, — заговаривает он, поворачивая голову к Мэри и улыбаясь ей уже во все тридцать два. Смысла держать интригу нет никакого. — Она согласилась подвинуть твою отработку с двадцать седьмого на другое число и даже не съела меня в процессе. Так что ты будешь на матче! Дай пять, напарница, — Джим протягивает ей ладонь и расслабленно смеется: приятно приносить людям хорошие новости. Неприятно, когда за ними будут следовать плохие.
    Но с ними Джеймс пока временит, чтобы не разрушать момент всепоглощающего счастья и радости от того, что команда все-таки выйдет на поле в своем полном, основном составе, и Мэри будет в их рядах. Не то чтобы Джим сомневается в запасных игроках или даже в другом охотнике — они вполне могли бы отыграть матч и вдвоем. Это было бы не совсем по правилам, и что делали бы судьи в таком случае в условиях школы и упрямых профессоров с дурацкими отработками, одному Мерлину известно. Но за годы в команде они отлично сыгрались с Мэри, и она хороший игрок — потерять ее означало бы уменьшить свои шансы на победу, как ни крути.

    Испуг уходит с лица Мэри так резко и неожиданно, что Джим едва успевает поднять метлу над головой, когда она вдруг кидается его обнимать на радостях. Джеймс смеется, по-дружески крепко обнимая ее одной рукой, а потом кладет метлу обратно на плечо. Несложно увидеть, какой неиссякаемый запас радостной энергии он только что открыл в ней одной этой простой новостью, и ему хочется понежиться в этом счастливом моменте еще немного, прежде чем придется вернуться в реальность, где профессор-мантикора потребовала от него бартер. А он, дурак, согласился.
    — Почему сразу заколдовал? Просто я очень обаятельный, — отшучивается Джим.
    Его обаяние срабатывает на профессоре Мальсибер примерно так же, как Stupefy на боггарте, то есть никак, но какая разница? Не то чтобы суть плохих новостей именно в этом. Мэри продолжает петь ему дифирамбы, а Джеймс пытается подобрать слова, но, к несчастью, не успевает: ему приходится срочно схватить ее за руку и остановить, пока не понеслась в замок со всех ног, чтобы рассказать все Лили.
    — Нет-нет-нет, — мотает головой он, и его улыбка переходит из чуть насмешливой в неловкую, а потом и вовсе гаснет. — Тут такое дело. В общем, она не просто так перенесла твою отработку на другое число, — Джим выпускает руку Мэри и лезет в карман за злосчастной запиской, уже изрядно потрепанной по углам от того, как много раз он ее читал и перечитывал за эти несколько дней. — По идее, я должен был сначала отнести ее Лили, а потом тебе, но я решил поменять порядок. Читай.
    Отдав записку Мэри, Джеймс неловко отводит взгляд в сторону и ерошит волосы свободной рукой. Строки записки он к этому моменту запомнил уже наизусть:

    Мог бы даже процитировать по памяти, но удерживается, давая Мэри время прочитать и осмыслить коварный план профессора-мантикоры самостоятельно. Сам Джим разрывается между двумя чувствами: облегчением, что отвоевал свободу Мэри для команды и матча, и паникой от того, как на такие новости может среагировать Лили. Да, Ремус уверял его, что честность — лучшая стратегия, но Джеймс — не теоретик, он практик, и на его практике честность обычно приводит к всевозможным отработкам.
    — Такие вот дела, — увидев, что Мэри дочитала, тихо подытоживает Джим и кривовато усмехается.
    Матч они, конечно, выиграют, но что будет с драгоценной свиданкой — одному Мерлину известно. Мысленно Джеймс готовится к тому, что плакала его свиданка горючими слезами, не стоило и надеяться, в общем-то. Ну не бывает в этом мире так, что Лили соглашается куда-то с ним сходить, а потом действительно идет, и ничто не мешает им провести время наедине!

Отредактировано James Potter (2017-09-22 18:21:37)

    Мэри считает проблемой то, что Лили не сможет пойти на матч. Джим считает проблемой то, что Лили вообще в принципе пойдет на отработку. Ради Мерлина, ее отсутствие на мачте он переживет, все-таки, как ему кажется, она не самый большой фанат квиддича. И волшебная картинка того, как радостная Лили бежит по полю обнимать его, только что одержавшего победу в матче, уже давно и прочно выветрилась из его головы.
    Джеймс прячет записку в карман, аккуратно сложив ее. В ответ на слова Мэри он криво улыбается уголками губ: да они как сговорились все. Сначала Ремус, теперь вот она. Надо быть сразу честными, ага, да, как же. Впрочем, ладно. Он вздыхает, задумчиво глядя на растерянное лицо Мэри. Раз решил следовать совету Муни, то надо уж следовать до конца. И никто не знает Лили лучше, чем Мэри, поэтому раз Мэри говорит, что надо быть честным и не тянуть дракона за хвост, значит, так они и сделают.
    — Да в том-то и проблема, — нехотя начинает Джим. Они, конечно, отличные соигроки с Мэри, но обычно он не делится своими проблемами и душевными метаниями с девчонками. Тем более с подружками Эванс. Но, видимо, все бывает впервые. — Если бы я не пошел к Мальсибер, Лили бы не получила отработку вообще. Потому что она меня так и спросила, мол, мистер Поттер, я ей отработку не назначала, а теперь назначаю, такой вариант вас устроит? Ну я и согласился, что устроит. Матч же. Все дела.
    Джеймс отводит взгляд в сторону и старательно пялится куда-то вдаль, как будто там что-то безумно интересное происходит. Или жизненно важное. Или еще что. Ему кажется, Мэри сейчас устроит ему взбучку за такое распоряжение чужим свободным временем. Да и вообще. Он бы себе тоже устроил взбучку, да поздно уже. Да и не поможет, если уж на то пошло.
    — А потом понял. Мы же на свиданку идем — ну, наверное, Лили говорила — в следующий раз в Хогсмиде. И тут я, кхм, — Джим тушуется, ерошит волосы и со вздохом тянет: — Да-а-а. Одним выговором тут, боюсь, не обойдется.
    Выглядит он так виновато, как будто ради присутствия Мэри на матче как минимум избивал женщин и детей, а не согласился на предложение профессора Мальсибер.

    Общее благо на первом месте — это хорошо. Это, наверное, очень хорошо. Но Джим совершенно не уверен, что это им поможет, потому что любой бы на месте Лили расстроился. На мгновение он вновь возвращается к идее просто зачаровать записку, тем самым эффективно устранив себя из уравнения, но так не пойдет: он уже говорит с Мэри и уже следует совету Муни, так что надо держать курс. Гриффиндорцы не сдаются и все дела.
    И тут Мэри предлагает — в общем и целом, она предлагает свалить всю вину на нее. Джеймс смотрит на нее с таким выражением лица, как будто Мэри сошла с ума и он не очень понимает, как с ней теперь взаимодействовать. Вдруг это заразно. Уж почто Джим умеет врать и врет, не краснея, в лицо преподавателям, никогда за всю свою Мародерскую карьеру он не сваливал вину на других — тем более на друзей. Это такое негласное правило любого добропорядочного шалопая: за свои косяки каждый отвечает сам, и перед лицом опасности (или профессора, или Лили) негоже тыкать других в их косяки.
    — Нет, — решительно говорит Джим и мотает головой. — Сваливать вину на тебя я не буду, даже если это действительно так. За кого ты меня принимаешь, за слизеринца, что ли? Давай лучше так. Давай, — он на мгновение задумывается, и по его лицу видно, как в голове крутятся мыслительные шестеренки, рождая гениальный план, — попробуем акцентировать внимание на позитивных сторонах. Как у Лили с патронусом, она вообще хочет ему научиться? Это, конечно, отработка, но это и индивидуальное занятие — Лили же любит учиться?
    Джеймс неожиданно осознает, как на самом деле мало знает об Эванс за пределами того, что весь прошлый год она предпочитала ему Гигантского Кальмара. И что она учится с ним на одном факультете и делает это на отлично. Вот поэтому идея Ремуса так хороша: Мэри явно лучше подкована в занимательной эвансологии, и если бы Джим пошел к Лили сам, все наверняка получилось бы наперекосяк.
    — А профессор Мальсибер — отличный специалист, с этим поспорить сложно. Да, временами напоминает мантикору, но научить может, это точно, — он замолкает и выжидающе смотрит на Мэри, ожидая ее вердикта. — Ну и плюс то что ты сказала про общее благо. Мы можем ей от команды что-нибудь потом устроить приятное. Не знаю. Утешительный праздник в честь отработки у профессора-мантикоры?
    Может, свиданка еще и не совсем потеряна.

    Мэри тут же вносит упорядоченность в разрозненные предложения Джима, и он слушает ее с тем же интересом, с каким обычно слушает предлагающего новую шалость Сириуса. Возможно, ему действительно стоит задуматься о занятиях занимательной эвансологией у профессора Макдональд, которая явно сечет в предмете. И получше, чем все остальные, включая Ремуса. Но на то они с Лили и подружки. Джеймс медленно кивает в ответ на то, что доводы лучше сформулировать заранее.
    И на книгу тоже кивает. Книги и Лили в его голове прекрасно сочетаются. Еще в его голове прекрасно сочетаются Лили и приключения, но вряд ли им с Мэри удастся подарить Лили приключение. Разве что это будет какая-то очень особенная книжка, в которую можно провалиться? Бывают такие? Наверняка бывают. Джеймс замирает, чувствуя, как какая-то ценная идея копошится в подкорке.
    — Давай по порядку. Доводы, — явно взбодрившись, говорит он. — Довод первый: индивидуальный урок с высококвалифицированным профессионалом. Довод второй: твое присутствие на матче повышает шансы факультета на победу. Довод третий, — отогнув два пальца, Джим тормозит и усмехается: — я ее должник? Ты ее должница? Вряд ли ее это заинтересует, наверное. Тогда довод третий — это книга.
    В голове наконец-то щелкает: книгу можно достать в выручай-комнате! Там наверняка завалялся не один редкий фолиант, который не видел свет уже сотни лет, остается только дойти да выбрать. Джеймс щелкает пальцами и радостно — по-мародерски — улыбается. Обычно он так улыбается перед тем, как утянуть друзей в очередную шалость.
    — Книгу я знаю, где достать, чтобы была редкая и быстро. Ты мне только скажи, что ей интереснее всего? Академическое что-то или художественное для начала? — детальки плана складываются в голове Джима так стремительно, что он едва успевает его излагать: — И надо пойти на шаг дальше. Что она скажет, если это будет не просто книга — и поправь меня, если я не прав — а книга, ну, особенная. Это же всегда приятнее? В смысле, чтобы мы в ее создании тоже в некотором смысле приняли участие. Как у тебя с чарами? — Джеймса так распирает от крутости собственной идеи, что он едва сдерживается. — Мы найдем редкую книгу — я найду редкую книгу — а потом мы ее зачаруем! Чтобы иллюстрации не просто оживали от магических чернил, а, например, высовывались из книжки, такие маленькие иллюзии, а можно и настоящие фигурки из бумаги сделать, я знаю пару заклинаний — не очень сложно. Такими еще с детьми маленькими играют. Ну, со мной играли, по крайней мере. Ей такое понравится? Можно и просто ее любимую маггловскую книжку зачаровать какую-нибудь, если ты знаешь, какая у нее любимая? Будет супер-крутое единичное зачарованное издание, ни у кого, — Джеймс делает энергичный широкий жест, охватывающий весь Хогвартс вместе с окрестностями, — такой больше не будет!