«Даже в волшебном мире ненормально слышать голоса,» — однажды много лет спустя, может статься, скажет одна маленькая гриффиндорка. Эстер недавно закончила Хаффлпафф, но первая бы согласилась с этими словами. Голоса, что звучали в её голове — чьи-то мысли. Мисс Голдштейн была чудо девочкой не только потому, что родилась волшебницей: от матери и бабушки она унаследовала редкий дар легиллименции.
Дар, открывавший пред нею просторы исключительных возможностей.
Жить с ним невозможно тяжело — это жизнью порой не назвать.
Что, к сожалению, неудивительно: у всего есть цена, и у такой силы она закономерно страшная. Эстер казалось, она обречена на одиночество, и хотя в действительности всё было не настолько драматично, причин для таких подозрений в избытке. Немногие считали её способность почти что сокровищем.
Но на счастье ли, на беду ли, именно так и сочли в аврорате. Они пригласили мисс Голдштейн на стажировку ещё два года назад — беспрецедентный случай, в очередной раз сделавшей девушку сенсацией. Но слава и кривотолки девушке были ни к чему: она прекрасно знала, кто её ненавидит, кто просто завидует, а кто предпочитает просто держаться от неё подальше — всё читалось в их мыслях, что в книге.
Шестой и седьмой курс выдались сложными ещё и потому, что в Хогвартсе больше не было Рори — он выпустился. Рыжеволосый ирландец был её единственным самым настоящим другом, и без него Эстер бывало грустно. Перед самым отъездом, правда, она познакомилась с Лили Эванс.
Та была к ней добра, и Голдштейн даже уверена, что летом они правда встретятся в Лондоне и сходят в пекарню Ковальски. А вот в том, что ей стоит идти в аврорат, не уверена.
Да, многие бы душу продали за приглашение на стажировку, но волшебница была не слишком высокого мнения о себе — а вдруг она не справится? Эта мысль тревожила девушку и наверняка не ускользнула от бабушки Куинни.
Она была самым близким Эстер человеком. Но как заговорить об этом? «Бабушка, я не слишком бездарна для аврората, мне стоит принять их приглашение на стажировку?» — так что ли? Ерунда какая-то. Бабушке не понравится, что она себя так недооценивает — тут даже мысли можно не читать.
К счастью, старшая Голдштейн была намного мудрее своей внучки.
— Спасибо, бабушка, — девушка вдохнула запах свежего пирога и пододвинула к себе тарелку и едва слышно хихикнула, услышав про школьные обеды. Да, Куинни Голдштейн ничего не желала знать о том, как вкусно готовят эльфы в Хогвартсе, и говорить ей об этом не стоило. Тем более, её пироги в самом деле намного вкуснее.
Эстер зажмурилась, с наслаждением поедая пирог и едва не поперхнулась, когда бабушка спросила её о стажировке. Нет, она умела в один миг становиться серьёзной, и этим девушку не удивить, но сама она не знала, как начать, а тут... так просто?
— Да, пришло время. Но я не знаю, — юная волшебница опустила глаза. — Там столько боевой магии, а я не могу сосредоточиться, как следует! Я всё испорчу, бабушка, — нет, слёз в глазах или голосе не было, но чувствовалось, как сильно девушка переживала. — Разве я могу им помочь чем-то? Я всё только испорчу, как это всегда бывает. Они тоже не захотят со мной разговаривать, когда осознают, что значит мой дар, — за семь лет в Хогвартсе Эстер и привыкла к такому, и безмерно устала от этого. — Я ведь совсем не могу контролировать его так, как ты, — этого юная ведьма стыдилась. Она пыталась научиться, но всё было тщетно.
— Но... аврорат, там работала бабушка Тина, — Эстер говорит быстро, почти не выдерживая пауз — речь льётся, словно прорвавший плотину поток горной речки.  — Туда мало кого пригласили, и это почётно, и, возможно, они знают, что делают, но... бабушка, я не знаю, что мне говорить, — девушка резко замолчала, подняв глаза на единственного человека, кто мог понять её по-настоящему.