Marauder's Map: What you always wanted to know about 1976

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marauder's Map: What you always wanted to know about 1976 » История игры » 2.11.1976: Погрустил сам - поделись с другом


2.11.1976: Погрустил сам - поделись с другом

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

» участники эпизода
Peter Pettigrew, Adelaide Bulstrode
» время и место действия
Хогвартс; 2 ноября 1976 года, вторник, ~1:00
» краткое описание эпизода
А если подходящих друзей нет - можно поделиться с первым попавшимся под руку полуночником. Особенно когда у вас, оказывается, схожие поводы погрустить.

0

2

Вечер, а уже и ночь, выходили крайне неудачными. И тот факт, что выбегать в школьные коридоры, упиваясь, видимо, своей нелогичностью - это как раз то, что грозилось сделать ночь еще более неудачной, совершенно благополучно пропускался мимо мозгов.
Однако находиться в слизеринской гостиной оказалось так же невыносимо, как и в комнате девочек.
Казалось, что, пропустив бессмысленную стадию отрицания, усердно сдерживая гнев и оставляя мысли о торге где-то на самом краю подсознания, Аделаида может просто скатиться сразу на этап с депрессией. А слезы уже и так вовсю текли по щекам, стоило только оставить спальню и мирно спящую Хатор за спиной. И гостиная не внушала ощущения безопасности, настолько же, насколько и упомянутая выше комната.
Поэтому так всё и вышло. Поэтому, укутавшись поплотнее в мантию, девчонка быстрым шагом брела по практически непроглядно темным коридорам школы. Потому что это глупость, а глупости спасают. По крайней мере, так сейчас кажется.
Прохлада за стенами на удивление душного факультетского подземелья пробуждала от грустной отрешенности и с каждым шагом заставляла всё больше ощущать, как комок чувств внутри требует срочной разрядки. Если не предоставить себе эту возможность, можно просто взорваться как рождественская хлопушка, только вот выглядеть это зрелище будет куда менее завораживающе.
- Почему всё так выходит? – шепот чуть дрожит, а вопрос адресован поглощенным темнотой стенам. Пройдя еще немного, Булстроуд неуверенно замирает перед одной из них, представляя на месте темноты кого-то – абстрактное существо, готовое услышать и не отвернуться.
- Почему я всё делаю не так? Что мне делать? – голос громче, но всё так же неловко дрожит. Его хозяйка стесняется - себя, и этих стен, и всего, что происходит внутри. И стеснялась бы даже посреди огромного поля, гарантирующего, что её никто не услышит.
Какую-то часть Иды чертовски достало это. Достало бояться, что кто-то увидит её в состоянии, отличном от обыденной нейтральности.
- Что?! – висящая где-то неподалеку картина отозвалась сонным женским бормотанием о правилах приличия и позднем времени, когда девушка, полукриком произнеся свой вопрос, стукнула ладонью по тактично выслушивающей её стене.
Несколько приятных секунд пребывания в мысленном вакууме и сеанс легкого самонравоучения сменил собой умиротворяющую внутреннюю тишину:
«Это же школа. И это ночь. Шуметь сейчас – это худшее, что ты могла сделать. А достать сначала палочку, воспользоваться ею по назначению – это слишком сложно, конечно»
Стукнув себя обеими руками по голове, зажмурившись, и так и оставив кулаки прижатыми ко лбу, Ида оперлась спиной о своего молчаливого слушателя - стену - постепенно сползая к полу.
Всё. Всегда. Наперекосяк.
Почему, почему она так много думает, а при этом по итогу это оказывается так раздражающе-бесполезно?
Минутку напряжения от самой себя, впрочем, развеяло осознание, что откуда-то из «неподалеку» исходили секунду назад звуки. Шорох, на который было удивительно плевать. Пожалуй, впервые в жизни, Аделаида сдержалась, чтобы не вскочить, судорожно поправляя мантию и принимая вид среднестатистической, вполне всем довольной, шестикурсницы, как бы абсолютно случайнейшим образом оказавшейся в такое странное время в таком неподобающем месте.
Признаться честно, Ида даже отчасти надеялась, что это Миссис Норрис, уже сигнализирующая мрачному противному Филчу о происходящем нарушении. Булстроуд была бы рада даже если бы эта кошка, например, сожрала её живьем. Или если бы её, провинившуюся студентку, подвесили за большой палец в подвале. Пожалуйста, что душе угодно.
Девушка обреченно повернула голову в сторону, откуда, как ей казалось, донесся шум, всё же обеспокоенно вглядываясь (хотя было это, на самом деле, совершенно бесполезно) в густую темноту.

Отредактировано Adelaide Bulstrode (2017-07-02 14:39:11)

+3

3

Питер был чрезвычайно доволен собой, чувствовал себя практически повелителем мира, и на это было несколько причин. Во-первых, они нашли то, что не удавалось отыскать многим и многим поколениям студентам Хогвартса. Нет! Если бы кто-то еще знал об этой странной комнате, то точно придумал бы какую-нибудь интересную легенду, которая передавалась бы от одного школьника к другому и рано или поздно дошла бы до ушей мародеров. А такого ведь не было! Значит, никому так давно не везло. Во-вторых, их совместная вылазка прошла очень удачно. Питер чувствовал себя очень важным и нужным. Превратившись в крысу, он быстрее друзей облазил все кучи рухляди, убедившись, что они скрывают множество бесценных сокровищ, таких как обломки волшебных палочек, старинные фолианты с немыслимыми рецептами, карточки от шоколадных лягушек, некоторые из которых были, между прочим, очень редкими.
Каждую новую находку Питер встречал восторженным писком, подзывая своих друзей, чтобы поделиться с ними своей радостью. Несколько часов пролетело совершенно незаметно. Так что, когда ребята вышли обратно в коридоры замка, было уже совсем темно. Вечер неожиданно перешел в ночь, время, когда студентам полагалось крепко спать или хотя бы сидеть в своих гостиных, чтобы не раздражать миссис Норрис и Филча, зловредных блюстителей порядка.
Но Питеру совершенно не хотелось спать, более того – его тянуло на приключения. Парню казалось, что весь мир лежит у его ног, что сегодня должно произойти еще нечто совершенно удивительное. Нет! Он не смог бы уснуть, ему было совершенно необходимо прогуляться по ночному замку. Удача была на его стороне. Никто не смог бы застать его врасплох. Петтигрю был уверен в этом так, как никогда не был уверен в чем-либо еще.
Простившись с друзьями, Питер направился к одной из башен Хогвартса. Неслышно ступая, он крался по темных коридорам, когда услышал чей-то всхлип. Кажется, неподалеку кто-то плакал.
«Наверное, Плакса Миртл набралась смелости, чтобы пореветь не в туалете», - не очень-то добро подумал Петтигрю, осторожно двигаясь вперед. Призрака какой-то девчонки он уж точно не боялся и не только сегодня. Однако, чем ближе он подходил к источнику странных звуков, тем больше убеждался, что плакало не привидение. Растерявшись, юноша замер на месте, раздумывая не обойти ли возникшее на его пути препятствие, скользнув в один из боковых коридоров, но рыдания внезапно стихли, словно невидимый человек понял, что находится здесь не один.
Питер тихо вздохнул и решил идти вперед. В конце концов, вряд ли бы кто-то из преподавателей стал таким странным образом выражать свои чувства, а студентов Петтигрю не боялся.
- Аделаида? – едва слышно удивленно выдохнул гриффиндорец, когда ему наконец-то удалось рассмотреть темную фигуру, стоявшую у одной из стен. – Что-то случилось? – тут же выпалил парень. – Я могу помочь?
Тот факт, что мисс Булстроуд принадлежала к враждебному факультету, сейчас не имел никакого значения. Ведь что-то заставило девушку поздно ночью покинуть подземелья. И, наверное, это было что-то достаточно ужасное, раз она не побоялась встречи с вездесущим Филчем.

+3

4

Всю смелость и убеждения из разряда «да мне плевать вообще кто тут ходит» спугнуло моментально осознание того, что тут и правда кто-то ходит - вполне живой, слышащий, видящий и даже говорящий.
Первым порывом было - убежать. Вторым - огрызнуться. И убежать. Впрочем, все эти рефлекторные порывы уложились в пару секунд моральных метаний и закончились стоило только услышать чужую обеспокоенность. К тому моменту Ида еще только смутно тянулась в мыслях к осознанию того, кто именно оказался перед ней в такой сложный момент, явно узнавая голос.
- Петтигрю. - полувопрос, полуутверждение.
Ситуация складывалась настолько неожиданной, что Булстроуд даже не задалась вопросом, что же парень делает ночью посреди школы.
Для неё слышать в такой момент не только некоторую обеспокоенность, но еще и предложение помощи, да еще и более чем искреннее, оказалось чем-то безмерно приятным и одновременно настораживающим.
Она вполне представляла, как ей казалось, кем является Питер Петтигрю.
Не было человека в школе, не знающего кто такие Мародеры. Но наблюдая за теми шалостями, что устраивали ребята на всеобщее обозрение, а также за перепалками той же Хатор с кем-то из этих неугомонных гриффиндорцев, Ида не могла не отметить, что Питер выглядел не таким пугающе-самоуверенным, не таким нахальным, как какие-нибудь Блэк и Поттер. И хотя Питер - далеко не самая пугающая личность, которая могла попасться ей в этот нескладный вечер, ощущение и осознание того, что кто-то увидел её в таком состоянии, практически физически давило.
- Случилось. – тон звучит даже отчасти вызывающе, но это вышло совершенно случайно.
К горлу вместе со слезами подступает желание выговориться. Но Ида чувствует, что одно слово, связанное с сегодняшним "происшествием" - и она вновь будет плакать, а уж теперь она точно не хочет этого делать. Только не перед кем-либо.
К тому же, он наверняка поделится с друзьями новостями. И что с тех станется издеваться над ней? Не так, как над Северусом, конечно, она ведь девчонка, но всё же. То, что для одних - беззлобная шпилька, для других - опасный меч. А разбрасывать колкие комментарии они те еще мастера.
Происходящее сейчас (еще начиная с прихода Хатор в спальню), сам по себе ночной Хогвартс - всё это выбивается и выбивает из общего порядка вещей. В какой-то мере даже подкупает своей неординарностью и заставляет ощутить себя совершенно по-другому. Наверное, можно сказать, что неприятность этого момента сполна компенсируется его непривычностью.
И встретить кого-то здесь сейчас казалось одновременно наказанием и удачей.
Сколько недель ходила Ида в мыслях о том, что ей жизненно необходимо с кем-то поговорить. И как сильно сейчас она боится сказать еще хоть слово.
Но, в конце концов, он ведь спросил, чем может помочь?
Булстроуд отлипла от выдерживающей до этого её эмоциональный напор стены и сделала пару шагов вперед, чтоб получше видеть неожиданного ночного собеседника, а заодно и придать самой себе немного уверенности. Голова всё еще была напряженно-свободна от мыслей, в ней только безостановочно и болезненно пульсировали образы. Картинки, о сути которых она бы хотела поговорить, но обычно чувствовала себя совершенно глупо даже только задумываясь над этим. Но сегодня, сейчас, задумываться уже не хотелось и не моглось.
  - Твои друзья… Тяжело с ними? – с некой надеждой и извинением в голосе спросила Булстроуд, пряча руки в рукава мантии и переводя хмурый взгляд куда-то в сторону – то ли от неловкости, то ли в подсознательном ожидании Филчевой кошки.
Её сейчас просто током прошибало от осознания того, что она умудрилась затронуть подобную тему, да еще и на пустом месте, да еще и перед каким-то бродящим по ночному Хогвартсу гриффиндорцем. Девушка уже воспринимала сказанное как ошибку. У кого она это спрашивает, зачем, почему? Пусть он и не посмеется над ней, но и разговаривать вряд ли станет. Да и вряд ли кто-либо вообще поймет, что она имела в виду и чувствовала, задавая этот вопрос. Как же это всё неправильно. Нужно было сразу убегать. Рефлексы никогда не подводят.
И всё же в душе Аделаида была рада, что сделала наконец что-то, не укладывающееся в её привычные рамки замкнутости. Как же часто она хотела сделать что-то подобное. Как часто хотела поднять эту тему для разговора. Сколько же думала над этим. И как же вышло, что заговорить о друзьях удалось лишь со случайно встреченным Мародером.

Отредактировано Adelaide Bulstrode (2017-07-06 07:35:48)

+3

5

Питер был уверен, что в ответ на его вопрос Булстроуд скажет что-нибудь грубое, оттолкнет помощь невольного свидетеля ее тихой истерики. Слизеринцы они такие: вечно заносчивые, напыщенные, не умеющие признавать собственные слабости и ошибки, а тем более перед студентами соперничавшего с их факультетом Гриффиндора.
Вглядываясь в заплаканное лицо Аделаиды, с трудом различимое в темноте коридора, Питер пытался побороть желание развернуться и трусливо скрыться во мраке, неслышно скользнув в один из боковых проходов до того, как девушка ответит какой-нибудь едкой колкостью. Ему совершенно не хотелось выслушивать оскорбления, которые, несомненно, вот-вот должна была произнести Аделаида.
- Случилось! – фраза прозвучала излишне громко и самоуверенно, как будто Булстроуд пыталась защититься, как будто боялась агрессии со стороны Питера.
Все произошедшее было настолько неожиданно, что Петтигрю не знал, как поступить: вновь задать свой вопрос, молча сбежать, предложить проводить девушку до подземелий? Каждый из вариантов казался одинаково абсурдным и неуместным.
Самым странным во всей этой ситуации было то, что Питер прекрасно понимал чувства Аделаиды. Он сам не раз прятал собственные неуверенность и страх за ненужной бравадой. Однако теперь, наблюдая за чужим горем, гриффиндорец чувствовал себя растерянным.
- Эм… - нерешительно переминаясь с ноги на ногу, пробормотал парень, ожидая, что Булстроуд скажет еще хоть что-то.
- Твои друзья… Тяжело с ними? – вопрос настолько внезапен, что Петтигрю замирает, переставая топтаться на месте, пытаясь сообразить, как мародеры могли быть причастны к тому, что случилось с Аделаидой. То, что Джеймс и Сириус каким-то мистическим образом буквально за полчаса сумели добраться до подземелий, выманить из гостиной Бултроуд и довести ее до слез, а правильный Ремус им при этом не помешал, кажется невероятным. Так что Питер сразу же отметает эту догадку. Но что же тогда на самом деле произошло?
- Да, наверное, - осторожно отвечает парень, не решаясь высказаться более конкретно. – Иногда бывает, - он замолкает, размышляя, подыскивая правильные, безопасные слова. – Иногда даже очень. Но я смирился, - добавляет он, стараясь ободрить Аделаиду. Возможно, ее обидел кто-то из своих, из слизеринцев? – Джеймс и Сириус, они слишком яркие личности, а Ремус… он староста, так что сама понимаешь, - Петтигрю пожимает плечами, полагая, что все и так должно быть ясно без лишних слов. Остальные мародеры – лидеры, бунтари, «звезды» Хогвартса, а он всего лишь их невзрачная тень и ничего более.

+2

6

Слова Питера, странно это или нет, радовали. Петтигрю всегда выглядел в своей, привлекающей океан внимания, компании слишком неуверенно, но только теперь Ида наконец задумалась об этом. Для осознания происходящего просто нужен был толчок. А отделяться на пустом месте от своих друзей чтоб поговорить по душам ни у кого из тихонь всех факультетов и возрастов обычно не находилось времени, желания... к дракклам, уверенности. Просто уверенности.
Только задав вопрос, только произнеся его вслух, только увидев реакцию своего ночного собеседника, Ида поняла, что на самом деле имела в виду и почему этот вопрос невольно возник в её голове. Она не думала об этом ни разу, но сейчас всё казалось настолько очевидным, что Булстроуд даже расплылась в неуместной улыбке. Сколько таких успешных, чуть более и чуть менее популярных, девочек и мальчиков - богатых, уверенных, ловко чувствующих себя в любом обществе. И сколько теней, называемых то друзьями, то прихвостнями, то еще как - не важно, от названия не меняется суть. И плевать, гриффиндор ли это, слизерин ли, да пусть тот же хаффлпафф. Везде бывало одно и то же, просто выражалось по-разному, прикрывалось разными словами, выглядело каждый раз немножко иначе. Но суть была одна. И, наверное, люди в этих ситуациях, чувствовали себя тоже одинаково?
Сейчас Аделаиде казалось, что весь мир и все волшебники делятся на "успешных и уверенных" и "забитых, трусливых и завистливых". Вот какие два факультета должны были быть созданы в Хогвартсе, их бы хватило с головой, и всем всё сразу было бы ясно. «Можно было бы даже без Распределяющей Шляпы обойтись, с первого взгляда ведь и так видно, хоть в одиннадцать лет, хоть в пять, кому какая дорога светит.»
«Яркие личности... Да. Чувствуют себя так комфортно в любом уголке школы, мира. Словно у себя дома. Как только удается такое, как?»
Впрочем, сейчас она и сама чувствует себя немного уверенней. Это словно встретить на улице кота, попытаться погладить его и не быть исцарапанным за свою попытку. Ты уже не так напряжен, как в первые секунды, но это напряжение лишь плавно оседает в душе, совсем не торопясь уступать место спокойствию или доверию.
- Ладно, я... - девушка чуть повернулась в сторону. Да, всё еще хотелось сбежать. Как же хотелось. Попрощаться и просто уйти, поскорее снова остаться одной. С другой стороны - казалось, что это случай, которого больше никогда не представится. Выбивающий - уже выбивший - из колеи, заставивший под действием эмоций переступить какую-то черту внутри. И упускать такой случай казалось куда более неправильным и страшным.
Потратив лишние несколько секунд на то, чтобы убедить себя не сворачивать с такого странного, но придающего почему-то уверенности, пути общения, Аделаида набрала в грудь побольше воздуха и спросила:
- Они тебя не раздражают? То, как самоуверенно они ведут себя и... ничего не видят вокруг? Тебя не видят. И даже больше, закрывают тебя, оставляют в своей тени, потому что им так удобно. Такие удачливые, сильные, слепые, разбалованные. - она незаметно для себя увлеклась собственными эмоциями. К тому же, ей было, пожалуй, страшно и какая-то часть её не могла понять, почему Ида не сбежала, найдя подходящее оправдание. Но сейчас девушка ощущала себя на удивление уверенно. Да что там, она годами не чувствовала такого прилива сил.
Однако хватило этого "прилива" лишь на уже произнесенную пару фраз, и продолжила Булстроуд уже куда менее эмоционально, более неловко и совсем уж тихо. Начав, соответственно, сразу же с извинений:
- Прости. - она ведь, конечно, имела в виду исключительно Хатор, когда говорила. И в порыве этих эмоций совершенно не подумала о том, что Питер может находиться в совершенно другой ситуации, отличной от того, что нарисовало ей воображение, сопоставившее самоуверенных друзей Петтигрю с не менее уверенной в себе Шафик. - Я... Ничего такого не имела в виду. То есть... - она внимательно посмотрела на гриффиндорца, скрестив руки на груди, видимо поначалу готовясь защищаться наступлением, но в итоге лишь добавила, - Извини.
Одной пламенной речи (а это, пожалуй, чуть ли не первое подобное "выступление" в жизни девушки) хватило, чтобы Аделаида в полной мере ощутила себя наконец не в своей тарелке. Стыд и желание вернуть время вспять, вообще не уходить из комнаты, свернуть в другой коридор или хотя бы не позволять себе столько говорить, снова набирали силу, не давая больше ничего сказать или даже пошевелиться. Будто она надеялась, что стоя неподвижно сможет стать невидимой.

Отредактировано Adelaide Bulstrode (2017-07-19 15:06:01)

+2

7

Случайная встреча становилась все более и более странной. Питеру, не привыкшему так открыто разговаривать с кем-либо, беседа напоминала вынужденную прогулку по зыбкой, болотистой почве, в каждую секунду готовой превратиться в топь и поглотить его с головой. Одно неосторожное, опрометчиво сказанное про мародеров слово, и он станет из «этого четвертого, как его там звать» во врага каждого уважающего себя гриффиндорца. Конечно, Сириус и Джеймс не простят предательство, не простят нелестных отзывов о своих драгоценных персонах. И им будет наплевать на то, что он говорит правду. Им всегда не все плевать. Они умеют думать только о самих себе.
Петтигрю тяжело вздохнул и настороженно посмотрел на Аделаиду. Она выглядела по-настоящему расстроенной и подавленной. Кажется, никакого подвоха тут быть не могло. К тому же странно было бы пытаться выудить у него какую-то информацию про мародеров, намеренно рыдая в коридоре Хогвартса ночью.
- Понимаешь… - осторожно начал Питер, все еще не зная, как много можно рассказать слизеринке, не опасаясь, что она передаст услышанное кому-то из своих однокурсников. – Понимаешь… - вновь произнес он, старательно выискивая нужные слова, а потом вдруг как-то неожиданно и абсолютно нелогично решился, наверное, потому что ему самому давно хотелось высказать свои не очень-то дружеские по отношению к приятелям мысли. – Да, они меня раздражают. И очень часто. Намного чаще, чем мне бы того хотелось. И я не могу с ничего поделать, - он грустно усмехнулся, безмолвно признавая собственный проигрыш. – Это глупо. В нашей компании я самый бесполезный, - Петтигрю нервно дернулся, словно произнесенные им же самим слова больно ударили его по лицу. – Но это надо признать. Это правда. Это знает вся школа. И это бессмысленно отрицать, - парень пожал плечами, старательно делая вид, что подобное положение вещей его не очень-то и задевает, иначе он окончательно перестал бы себя уважать. – Блэк. Одна фамилия уже говорит обо всем. Он из привилегированной семьи. Пусть он даже отрицает это, но вся его манера держаться… - юноша резко замолчал, сообразив, что услышь Сириус подобное, то не задумываясь полез бы в драку, наплевав на дружбу. На дружбу? Да какая между ними могла быть дружба? Бродяга никогда не считал его равным себе. – Поттер – мастер на проделки и разные затеи. Ремус – староста, а я – просто я, - Питер вновь пожал плечами, пытаясь сдержать начавшую его бить нервную дрожь. Не хватало еще, чтобы ее заметила Аделаида.
- Почему ты это спросила? Что случилось? – отводя разговор от опасной темы, спросил парень. – Почему ты здесь ночью одна?

+2

8

Растерянность как рукой сняло, благодаря опасливо начавшему свой ответ Петтигрю. Значит всё-таки ему тоже несладко живется среди таких выдающихся личностей, известных на весь Хогвартс и далее? Будто в подтверждение всех предположений, ютящихся в девчачьей голове, Питер неожиданно уверенно продолжил свой ответ.
И Булстроуд впервые за долгое время погрузилась в чьи-то эмоции и мысли, кроме своих собственных. Гриндилоу его разбери, почему именно. Может таковы эмоциональные последствия женской истерики, а может просто сам факт того, что кто-то решился на разговор по душам, да еще и так внезапно? Как бы там ни было, Аделаида наблюдала за парнем с неожиданным вниманием, уже не размениваясь на размышления о том, как бы сбежать поскорее или о том, насколько неприглядное и жалкое зрелище она, заплаканная, может из себя сейчас представлять.
Глаза всё больше привыкали к темноте и Булстроуд могла уже не только услышать каждую эмоцию собеседника, но иногда и увидеть. Впрочем, аура вокруг была настолько нервной, что и смотреть не нужно было, чтобы всё понять. Когда Питер договорил, Ида наконец обратила внимание на то, насколько этот разговор был нечестным. Ведь она сама говорила довольно скользкими формулировками, избегая конкретики, а Петтигрю, выходит, в это же время буквально вынуждала рассказывать столь неприятные вещи прямо.
"Что теперь делать?" Аделаиде искренне захотелось поддержать человека, стоящего перед ней. Видимо, её подсознание рьяно ухватилось за возможность переключиться на что-то, отличное от событий сегодняшнего вечера. Пожалуй, с самого детства у неё не возникало подобных мыслей, хотя из вежливости она, естественно, всегда реагировала как положено - так, чтобы окружающим было комфортно, чтобы никто не обвинил её в неправильном, несоответствующем поведении. Но теперь-то ситуация была немного иной. И все слова, крутившиеся на языке, пестрили глупостью, одна фраза пуще другой.
Петтигрю же в это время сам решил перевести разговор в немного иное русло, заставив Иду зажмуриться от заново подступающих к горлу чувств. Что за эмоциональные качели.
Вдох, выдох. И главное - не потерять это внезапно обретенное ощущение искренности. "Это же не так страшно. Не страшно, не страшно, давай." Умение убеждать в чем-либо саму себя - одна из основных боевых способностей девушек, пусть даже и она иногда дает сбой.
- Я тоже не могу ничего поделать. Не знаю что нужно. - хотелось начать издалека, пусть это и звучало странно. - Совсем не представляю.
"Поэтому и тебе сказать ничего не могу. Ничего, что помогло бы". Переходить к ответам на прозвучавшие вопросы совсем не хотелось и Булстроуд изо всех сил старалась задержаться в эмоциях и ответах самого Петтигрю.
- Как же ты борешься со своим раздражением? - не зная куда деть руки, девушка принялась теребить рукава мантии. - Это тяжело. - то ли вопрос, то ли утверждение, снова, кто его разберет. И, кто бы мог подумать, но она не задавала вопрос лишь для того, чтоб получить возможность высказаться, соответствующую её внутренним правилам приличия. Ей действительно было интересно услышать что творится в чужой голове, а не просто поинтересоваться из вежливости.
Постепенно подходить к теме оказалось еще неприятнее и Аделаида решила не тянуть никого за хвосты.
- Спросила, потому что.. Ну.. В общем, это всё Хатор. - дернувшись от осознания, что произнесла это слишком громко и тут же перейдя буквально на самый тихий и почему-то виноватый шепот из возможных, девушка продолжила. - Она.. всё, что я говорила - это ведь о ней, знаешь.
В конце концов, кто как не Питер поймет её? Да и он скорее всего уже предположил подобный вариант, ведь Шафик частенько таскает за собой свою "подруженьку". Тем не менее, с каждым словом становилось всё неуютнее.
- А сегодня она, в общем.. - Ида замолчала и, немного внутренне пометавшись, внезапно отвернулась от собеседника, став к нему боком. Так продолжать было куда легче. Осталось еще глаза закрыть, да покрепче, чтоб слезы не хлынули снова. - Они с Мальсибером.. Там.. И она пришла, такая самодовольная, такая.. Так распиналась о том.. что было.
С каждым словом становилось труднее дышать, что уж там насчет разговоров. А уж про логические связи в предложениях и вовсе стоит умолчать. В голове ярко вспыхивали картинки, заставляя болезненно ощущать свою ненужность и, что самое ужасное, влюбленность. Ида зарылась руками в волосы, будто надеясь, что эти нехитрые манипуляции освободят её ото всех мыслей. Хотелось обвинить кого-то, хотелось что-то исправить, хотелось исчезнуть, в конце концов. Но больше всего не хотелось делать ситуацию еще более неловкой, так что чуть отдышавшись Булстроуд изо всех сил постаралась взять себя в руки и развернуться обратно, в надежде суметь продолжить разговор более адекватно.

+2

9

Питер чувствовал себя неудобно. Все это - ночь, заплаканная Аделаида, случайное и практически преступное признание - смущали его. Петтигрю не привык делиться с кем-либо своими мыслями и чувствами, а потому, рассказав о том, о чем не решался поговорить даже с терпеливым и, кажется, все понимающим Ремусом, парень чувствовал себя потерянным. Наверное, он не должен был вот так вываливать на девушку свои проблемы. Наверное, это было неправильно. Возможно, даже подло, ведь подобным, пусть и правдивым признанием он почти предал друзей. Сириус и Джеймс никогда бы его не простили. За своим высокомерием они были не склонны замечать собственных недостатков, зато злобно высмеивали и карали чужие.
"Ненавижу!" - не заметив, как сжал кулаки, с ненавистью подумал Питер, представив самодовольное лицо "непогрешимого" Сириуса, несмотря на вечное отрицание собственной чистокровности и аристократического происхождения, не способного даже представить то, как живут обычные люди, такие, как он, Питер, или вечно гнобимый мародерами Северус.
"Гадство!" - мысленно выругался юноша и тут же глубоко вздохнул, пытаясь отделаться от все нараставших раздражения и недовольства самим собой. Он и так сказал Аделаиде непростительно много, не следовало усугублять ситуацию, показывая собственные эмоции.
- Никто не знает, - все ещё пытаясь подавить охватившее его волнение, тихо произнес Петтигрю. - Если бы мы знали, то разве бы оказались в... такой ситуации... здесь, - почти философски добавил он, беспомощно разведя руки в стороны, словно предлагая Булстроуд оглядеться вокруг. Ночь, темный коридор, странный, запретный разговор - все это мало походило на поведение счастливых людей.
Питер грустно усмехнулся, потешаясь над самим собой, над собственной беспомощностью. Он даже девушку успокоить не мог, не то что Джеймс. Уж Поттер бы с лёгкостью нашел подходящие слова.
Упоминание Хатор заставило юношу оторваться от самобичевания и настороженно посмотреть на Аделаиду, путано рассказывавшую о любовных похождениях подруги.
"Не может быть!" - Питер был готов произнести это вслух, но вовремя спохватился и резко прикусил губу, с трудом сдерживая так и рвавшийся наружу крик боли. Хатор предпочла другого! Хотя о чем он сам думал? Такая девушка, как Шафик, не могла выбрать такого неудачника, каким был он, Питер Петтигрю. В такое мог поверить только полный идиот.
Юноша судорожно вздохнул и вновь внимательно посмотрел на Аделаиду, которая, казалось, вот-вот вновь разрыдается.
"Она любит Мальсибера", - внезапно догадался Питер. Мысль о том, что он не одинок в своем горе, принесла несказанное облегчение.
- Так всегда бывает. Они выбирают не нас, - с горечью произнес гриффиндорец, совершенно неожиданно подойдя к девушке и обняв ее. Возможно, он хотел успокоить Аделаиду, а, может, стремился спрятать от ее взгляда слезу, нагло скатившуюся по его правой щеке.

+2

10

Булстроуд всё еще чувствовала эмоции, исходящие от Петтигрю. Ощущала некую взаимную неловкость. И понимала окончательно, убеждалась в том, что у них действительно есть что-то общее, и даже больше, чем могло показаться. Это осознание было приятным и несколько успокаивающим. При этом девушка, всё же, понимала и то, как мало знает о человеке, внезапно оказавшемся таким, по сути, близким.
Ей вспомнилась её случайная встреча, не такая уж давняя, с мадам Примпернель. Разве может быть, чтоб внезапно в жизни принялись появляться, вот так внезапно, такие люди? Понимающие, схожие в чем-то с тобой самим. Это начало какой-то белой полосы? Почему раньше такого не было?
Она несколько обреченно кивает в ответ на первую фразу Питера, понимая что он прав, и при этом ощущая некое тепло от того, что он в своей речи объединяет их в общее целое. Говорит об их повседневных, но таких болезненных проблемах, как о совместной беде.
Она чувствует резко возросшее напряжение после собственных слов о том, что случилось вечером. Словно все эмоции, которые постепенно нарастали в них за время этого разговора, достигли предела, и теперь каждый из них был самой искренностью во плоти - благо, что практически непроглядная темнота вокруг скрывала большую часть происходящего собой. Но даже она была не в силах спрятать то, что происходило внутри них, от них самих.
Петтигрю же снова объединил их местоимением "нас". И от этого снова стало особенно спокойно. Осознание того, что тебя понимают, разрасталось с новой силой, и это было изумительно приятно. Аделаида настолько прониклась собственными ощущениями, что сначала даже не придала этим словам верного значения. А буквально в следующую секунду уже ощутила чужие осторожные объятия.
"Нет, нет, нет.." От этого так безумно хотелось расплакаться снова. Как же сильно хотелось. Казалось бы, столько слез уже пролито, а сил сдерживаться почему-то всё равно не находилось. Чужая поддержка буквально заставляла расслабиться, не позволяя хоть какой-то силе воли оставаться внутри. Но нельзя, нельзя разрыдаться вот так. Даже после всего сказанного. Нельзя.
Но оттолкнуть человека, который понял тебя, который и сам открылся тебе, не смотря на всю странность ситуации? Даже если бы это хоть в какой-то мере, хоть при какой-то извращенной логичности, было бы правильным, сил на это не было. Аделаида искренне старалась сдержать слезы, но её плечи снова дрожали, а дыхание сбивалось. Она не решалась обнять Питера в ответ и полноценно расплакаться - ни за что бы, казалось, не решилась. Стараясь отвлечься и сконцентрироваться на мыслях, а не на чувствах, Ида вдруг осознала, что за последней фразой Петтигрю скрывалось нечто большее, чем она заметила сначала. Девушка вмиг лишилась уже было подступивших к глазам слез, понимая наконец, что их ситуации, выходит, еще более схожи, чем показалось в самом начале, и виня себя за то, что эгоистично не обратила на это внимание сразу. Глядя куда-то в сторону, за спину человека, поддержавшего её в такой сложный и полный отчаяния момент, девушка осторожно спросила:
- А ты.. значит.. она тебе нравится? - сил произносить слова, однокоренные "любви" она в себе не нашла. Да и боялась, что это может задеть чувства Питера слишком сильно, если всё это - правда.
- Прости.
Одновременно стало еще спокойнее и еще тревожнее.
С одной стороны - Ида успела уже подумать о некоторых.. полноценных подлостях, что могла бы организовать для Хатор. С другой стороны - прониклась неким взаимопониманием, возникшим между ними с Петтигрю. И теперь - ему ведь наверняка будет неприятно, если с Шафик случится какая-либо неприятность. Сама Булстроуд защищала бы Мальсибера до последнего в любой ситуации, жалела бы его, даже несмотря на сложившиеся обстоятельства.
Впрочем, может это как раз неверно? Может и не стоит это делать? Может, стоит сознаться самой себе, что Питер совершенно прав, а значит шансов нет и не было, а значит - стоит оборвать всю свою моральную привязанность, уничтожить её? Правда, если бы это только было так просто, как звучит. Да и отношения к Хатор это уже не меняло.
Погрузившись в свои размышления и испытывая почему-то вину перед Петтигрю, Аделаида позволила себе уткнуться лбом в чужое плечо (пусть парень и был чуть ниже, но не настолько, чтоб это было неудобно), всё-таки обняв, казалось бы, совершенно чужого человека, тем не менее, ставшего буквально за полчаса.. настоящим другом, возможно?

+2

11

Питер уже почти поверил, что ему удалось обмануть Аделаиду, скрыть собственное волнение, не выдать чувств, раздиравших его душу на множество никому не нужных, бесполезных клочьев, когда прозвучал тот самый вопрос, который парень так боялся услышать: «А ты.. значит.. она тебе нравится?» Самые обычные слова, сложившиеся в заурядную фразу, однако сколько боли они ему принесли.
В тот момент Петтигрю казалось, что он переживает худшие минуты своей жизни. Ни несправедливые упреки вечно недовольной матери, ни злобные подколы Джеймса и Сириуса, ни насмешки слизеринцев никогда не задевали его настолько сильно, насколько это сделал вполне безобидный вопрос. Наверное, так вышло потому, что, произнесенный вслух, он окончательно убил любую надежду на возможность произошедшей ошибки.
- Я… - Питер судорожно сглотнул, пытаясь избавиться от ощущения застрявшего в горле кома. – Я… я не знаю, - зачем-то соврал он и сразу же исправился, поняв, насколько глупо прозвучала подобная отговорка. – Она мне нравилась. Еще нравится, - юноша тяжело вздохнул. – Но это пройдет. Обязательно пройдет, - повысив голос, словно заранее пытался подавить малейшее возражение, поспешно добавил Питер.
- Понимаешь… - уже тише произнес он. – Понимаешь… - вновь повторил парень, собираясь с силами, чтобы произнести то, что было у него на уме. – Я думал, что могу нравиться ей, - он покраснел, стыдясь собственной глупой наивности. К счастью, Аделаида не могла видеть залившей его лицо краски, иначе он точно от смущения провалился бы этажом ниже. – Мы… несколько раз… разговаривали с… Хатор, - осторожно продолжил юноша, спотыкаясь практически на каждом слове. – Я… мне… показалось, что я ей.. ну, не знаю… что между нами может быть что-то, - перейдя на шепот, едва слышно выдохнул Питер. – Она красивая, яркая и необычная, - сам не заметив, как в его голосе появились восторженные нотки, задумчиво добавил Петтигрю. – Но она не для меня. Я был идиотом, что осмелился мечтать о таком.
Он вздохнул и наконец выпустил Аделаиду из своих объятий, тут же мрачно уставившись в пол.
- Надеюсь… пожалуйста, только ей не говори, - не испытывая особых надежд, попросил парень, вновь раскаявшись в том, что так опрометчиво раскрыл свои мысли и чувства. Подобная искренность была ему не свойственна, а потому юноша чувствовал себя неловко, словно его одного вывели на ярко освещенную трибуну и заставили выступать перед всей школой. Хотя, возможно, завтра весь Хогвартс будет знать о его несчастной любви.
Боясь огласки своих чувств по отношению к Хатор, Питер совсем позабыл, что сам стал случайным хранителем тайны Аделаиды.

+2

12

Зачем, зачем только она спросила. Хотя, может Питеру, как и ей самой, необходимо было произнести всё вслух? Признаться в происходящем самому себе. Ида, ощущая, тем не менее, вину перед гриффиндорцем, чуть крепче обняла Петтигрю, словно извиняясь. Чертовски странно: она частенько, общаясь с людьми, не испытывала особенным образом ничего, и была самой отрешенностью во плоти. Но теперь — чужое волнение и боль были так понятны, казались чем-то совершенно нормальным и близким.

«Обязательно пройдет, да?». Как же, как же хотелось верить в это, о, Мерлин. Не может же этот ад продолжаться целую жизнь, так ведь не бывает. Нужно, обязательно нужно избавиться от этих мучений. Им обоим.
Почему-то от дальнейшей речи Аделаида ощущала, как её и без того не слишком теплое отношение к подруге становилось чем-то еще более мрачным и неприязненным. Да, Хатор всегда была такой — ей не нужно было даже ничего делать для того, чтоб влюбить в себя какого-либо парня. Достаточно было просто подойти и заговорить. О погоде, своих дурацких богах, которыми в своё время так восхищалась и сама Булстроуд — о чем угодно. И они сразу же попадали под эти экзотические чары. Но зачем она.. ей хотелось просто развлечься?
Почему, почему ей всё дается так легко? Почему?
Где-то глубоко в подсознании всколыхнулась надежда — «может, Хатор наиграется и с Мальсибером?» — но тут же угасла. Нет, он — это ведь совсем другое. И Шафик наверняка понимала это даже куда лучше слепо влюбленной Иды.

«Но она не для меня. Я был идиотом, что осмелился мечтать о таком» — да? Да, наверное, так всё и есть. Они совершенно глупые, оба идиоты. И все вокруг видят это, знают, но никто не поможет им стать чем-то большим. Возможно, люди даже насмехаются над ними в душе, каждый раз. Или не замечают на деле совершенно — что хуже? А всё потому что они — никто, в любой иерархии, которую можно себе представить.

— Она.. они все ужасны. — на деле, Ида чувствовала себя виноватой, больше всех. Впрочем, больше она винила, пожалуй, собственных родителей, которые, по её мнению, должны были помочь ей: воспитать не таким человеком, воспитать хоть как-то. Она прекрасно понимала, что никто не протянет ей руку, и даже не толкнет в воду, чтоб она научилась плавать. Все вокруг — они существовали, но их не было. Как призраки, ходили вокруг, говорили что-то, но всё это было в итоге чем-то совершенно бесполезным. И вот, Питер — Аделаида обязательно помогла бы, протянула руку ему, но она была на том же дне, что и он, и как всплывать наверх, к жизненно-необходимому воздуху — оставалось совершенно непонятным для обоих.
«Наверное, ему еще сложнее — вроде бы столько друзей вокруг, это куда больше одной Хатор. Каково осознавать, что все они закрывают глаза на происходящее с тобой..»

— Я не представляю, как исправить всё это. Он.. Они никогда не увидят нас, им никогда не будет дела. Они могут только мучить, изображая из себя друзей, или просто не замечая. — Мальсибер никого не изображал, конечно, но Ида чувствовала, что он такой же. В душе считала так всегда, хоть и отмахивалась. И даже сейчас, это всё равно ничего не отменяло. И как бороться с этим, как заставить себя, как отключить чувства?
— Мы справимся. У нас нет выбора. — она старалась говорить практически строго, хотя совершенно не верила, как минимум, в свои собственные силы. Просто казалось, что нужно сказать что-то подобное. Так ведь обычно делают в подобных ситуациях? К тому же, в какой-то мере это правда. В голове тут же возродились слова, которые она услышала этим летом: — И мы.. должны хотя бы чуточку поверить в свои силы. Не знаю, не знаю как, но обязательно должны.

Ида отстранилась от Петтигрю и принялась поспешно вытирать слезы рукавами мантии.
— А? Ты что, конечно. Ты ведь.. тоже.. не скажешь никому? — ей до сих пор не удавалось полностью избавиться от ощущения тревоги. Кто-то видел так много того, что она старательно скрывала внутри. Пожалуй, произойди подобное днем, она бы сбежала давным-давно. «Он ведь не расскажет друзьям? Какими бы они ни были, они все так много времени проводят вместе, и.. Мало ли что?». Было ясно, что Питер не скажет сам. Но ситуации бывали разные, и когда такая информация хранилась уже не только в твоей собственной голове, это естественно вызывало тревогу.
Но тревогу куда большую вызвал чей-то скрипучий смешок. Ида от неожиданности чуть дернулась и принялась оглядываться, что в нынешнем мраке было, стоит признать, бесполезно, но против таких рефлекторных бесполезностей не попрешь. Использовать палочку всё же пока не хотелось, особенно для освещения — хотя и так уже было ясно, что они с Питером тут теперь не одни, а значит вопрос о смысле осторожничанья стоял уже довольно явно. И всё же, в такой момент лишаться спасительной темноты не хотелось по многим причинам. Правда, на всякий случай, Ида палочку всё же достала.

Отредактировано Adelaide Bulstrode (2017-09-16 21:47:30)

+1

13

- Не скажу, - тихо произнес Питер прежде, чем успел осмыслить свой ответ. Слова, сложившись в незатейливое обещание, сами сорвались с его губ.
Да и разве он мог поступить по-другому? Разве мог рассказать кому-то о своей случайной ночной встрече, без малейшего зазрения совести поведать о беседе, навсегда накрепко связавшей его с Аделаидой узами тайны, которая никогда не должна была раскрыта.
Он и Хатор. Аделаида и Кайн. Безнадежная влюбленность. «Пары», которым не было суждено существовать. Петтигрю понимал это как нельзя лучше. По крайней мере, в отношении себя самого: без богатых родителей, без каких-либо выдающихся талантов, без достаточной чистоты крови на что он мог вообще претендовать, когда вокруг были такие, как Джеймс, Сириус, Теодор… Каин?
- Спасибо, - замявшись, неловко произнес Питер, благодаря Аделаиду то ли за неожиданное понимание, то ли за горькую правду о Хатор, то ли за обещание хранить его секрет, а, может, и за все сразу.
Стоя в темном коридоре, разговаривая о том, чем ни с кем никогда не решался поделиться, юноша чувствовал себя как-то странно, так, словно его в промозглый ноябрьский день выбросили с лодки прямо в холодную воду Черного озера, в чьих глубинах, по передававшимся среди студентов легендам, обитали невероятные чудовища.
- Я… - еще толком не зная, что он хочет сказать, начал Питер, когда услышал где-то рядом мерзкий злорадный смех.
«Пивз!» - резко обернувшись, безуспешно пытаясь разглядеть что-то во тьме, с ужасом подумал Петтигрю, представив, какие пойдут слухи, если в школе узнают, что он ночью разгуливал по замку с Аделаидой. Смешки, перешептывания, дурацкие шуточки Джеймса и Сириуса были, поистине, невыносимы, но еще хуже стало бы, если бы Хатор решила, что он влюбился в ее подругу.
Питер покраснел, резко схватил стоявшую рядом с ним девушку за руку и бросился в ближайший коридор, стремясь скрыться от с улюлюканьем мчавшегося за ними полтергейста.
«Сюда! Туда! Налево! Направо! За статую!» - мысленно командовал себе юноша, на ходу, даже не пытаясь замедлить бег, пытаясь воспроизвести в памяти карту Хогвартса, чьи этажи и подземелья, к счастью, знал намного лучше большинства учеников.
Увы, Пивз тоже неплохо ориентировался в переплетении бесконечных коридоров и никак не желал отставать.
- Emorbilas! – выхватив волшебную палочку в отчаянии выкрикнул Питер, ни на что не надеясь. Однако заклятие вышло, на удивление, точным и сильным. Пивз внезапно замер, повиснув в воздухе ледяной статуей.
Шумно выдохнув, Питер вновь бросил бежать, увлекая за собой Аделаиду. Он не знал, как долго заклятие будет действовать на духа, а потому спешил поскорее убраться с места преступления, пока не появился Аргус Филч, гроза нарушителей школьного порядка, или его назойливая кошка.
Пробираясь темными закоулками, спеша помочь Аделаиде добраться до подземелья Слизерина, Петтигрю то и дело нервно оглядывался по сторонам, боясь увидеть кого-то из учителей. Но, к счастью, все обошлось. Питеру не только удалось незаметно проводить девушку, но и самому беспрепятственно вернуться в башню Гриффиндора.
«Никто не поверит, что я смог заморозить Пивза!» - задергивая полог над своей кроватью, думал Петтигрю, не испытывая ни малейшего желания поделиться своим небольшим приключением с друзьями.

+2


Вы здесь » Marauder's Map: What you always wanted to know about 1976 » История игры » 2.11.1976: Погрустил сам - поделись с другом


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно