Через неделю после знаменательной вылазки по коридорам Хогвартса Джеймс вылавливает Лили после одного из уроков, чтобы на всякий случай — на всякий случай! — уточнить, не передумала ли она ненароком. Услышав о том, что «уговор дороже денег» и не-свиданию в Хогсмиде быть, Джим зажигается как рождественская ель и сообщает, что будет ждать ее в четыре часа у кафе мадам Паддифут. Следующие несколько дней он тщательно планирует весь их поход, подходя к нему с той же серьезностью и старательностью, как к планированию стратегии для ответственного квиддичного матча.
    Когда он выкладывает свой план друзьям, те не разделяют его восторга и уверенности в собственной гениальности. Джеймса это не останавливает. Его вообще по жизни мало что и когда останавливает, а здесь так тем более. Лили же ему сколько раз повторила, что это не свидание? И пусть сердце чечеткой в груди отбивает ему, что еще какое свидание, он собирается провести с ней время по-дружески. Ну, как по-дружески. По-мародерски.
    В знак этого Джеймс не добывает цветов или еще какой романтичной дребедени, хотя очень хочется. Он просто покупает огромный пакет сластей всех сортов и видов, часть сует по карманам, часть бессовестно съедает по пути до кафе, часть так и оставляет в бумажном пакетике. Подумать только, пару часов назад они обсуждали с друзьями последний матч Паддлмир Юнайтед со Сканторпскими Стрелами — ну или Джеймс обсуждал, а остальные обреченно слушали, здесь сложно сказать — а теперь он стоит тут у кафе с конфетами и ждет Лили Эванс. С ума сойти можно.
    Прислонившись спиной к стене здания кафе, Джеймс, задумчиво жуя драже Берти Боттс (ему везет: клубничное), еще раз прогоняет в голове весь план. Объективно говоря, должно получиться классно, и ему бы понравилось. Но он не Лили, и как его задумку оценит она, ему представить сложно. Однако самоуверенность и уверенность обе прочно держат его на месте, не позволяя свернуть с намеченной тропы. В конце концов, попытка не пытка, так? И если уж ей понравилось шастать по ночным коридорам (а в этом чутье Джеймса его не подводило еще никогда), то и эта затея должна прийтись по душе. Ну, а если что вдруг — он будет рядом.
    Убедив себя этой далеко не новой мыслью и уверенно выкинув из головы занудные рассуждения Рема о том, что стоит, а что не стоит делать с девушками на свиданиях и не-свиданиях, особенно добытых с таким трудом, Джеймс расслабляется, поправляет очки. Приглаживает волосы, но тут же, усмехнувшись, ерошит их обратно. Он пришел заранее — очень заранее, если быть точнее, за целых полчаса — и теперь чувствует себя как в засаде. Наконец, когда время начинает подходить к часу икс, Джеймс перестает рассеянно пялиться куда-то в сторону Визжащей Хижины и сосредотачивает взгляд на шмыгающих туда-сюда по улице студентах.
    Без пяти четыре — Джеймс зажигается такой широкой улыбкой, что, кажется, сейчас щеки треснут, вытягивает в воздух руку, завидев знакомую рыжую макушку на другом конце улицы, и во всю молодецкую силушку своей луженой глотки выдает громогласное:
     — Лили! — так что половина голов поворачивается в его сторону.
    От чего Джеймс начинает сиять еще энергичнее, еще увереннее, еще счастливее. Пусть все видят, ага, вот Джеймс Поттер ждет Лили Эванс, да-да, это в реальности, а не во сне так, с ума сойти, правда? И неважно, что пойдут они не в кафе, и неважно, сколько еще раз за сегодня он услышит о «не-свидании», и даже, наверное, неважно, что Лили его сейчас испепелит за такие штучки — вопить ее имя на всю улицу, когда ему все эти почти две недели казалось, что их не-свидание — это тщательно скрываемая тайна, похлеще чем в Отделе Тайн.
    Ай, да кого они обманывают, это будет всамделишное, пускай и нетривиальное свидание!

Отредактировано James Potter (2017-03-15 12:38:19)

    Лили машет ему рукой в ответ, но как-то коротко, и Джеймс довольно улыбается сам себе и всем окружающим. Вот так в два счета им собственноручно определена главная тема слухов на ближайшую неделю. Ему надо задействовать этот талант в направлении юных умов в нужное русло где-нибудь еще, в каких-нибудь агит-акциях. Определенно. Джим не спешит отлепляться от стены, терпеливо дожидаясь, когда Лили пересечет море из студентов и окажется рядом, и держит пакет с конфетами наготове. Ну, вдруг Эванс придется заедать стресс от всеобщего внимания к их не-свиданию.
    В ответ на ее вопрос он лишь пожимает плечами и лукаво улыбается, любезно протягивая ей пакет с конфетами из «Сладкого королевства».
     — Привет. Нет, не очень, не переживай, — он готов простоять здесь и час, и два, если бы потребовалось. Ну, три, уже, наверное, нет, у всего должны быть границы. А если Джеймсу станет скучно у этого кафе, то мадам Паддифут потом проблем не оберется. Она и так его, кажется, не любит. Заочно. — Конфеты тебе, но я бы приберег их на потом. Смотри, кого нашел, кстати, — всучив пакетик Лили, Джеймс пару мгновений бесцеремонно в нем роется и выуживает шоколадную лягушку, торжественно показывая ее Лили. — Боумен Райт! Изобретатель снитча. Не самая редкая карточка, но всякий раз ей радуюсь.
    Это совсем не похоже на тему для обсуждения на свидании, но Джим не может удержаться: первая карточка, которую он вообще собрал в свою коллекцию, действительно неизменно вызывает в нем прилив теплых воспоминаний. Однако он вовремя приходит в себя и кладет лягушку в упаковке обратно в пакет, неловко ерошит волосы, думая, что вряд ли Лили интересен квиддич и уж тем более его история, и вообще они здесь не для этого. И он не ответил на главный ее вопрос. Джеймс кивает за спину Лили, туда, где виднеется тропка, змейкой бегущая отсюда вверх по пологому склону прямо к Визжащей Хижине. Это не основная тропинка, основная осталась с другой стороны деревни, но если бы они встречались там — Джеймс уверен на все сто — Лили бы прокатила его со свиданием-не-свиданием, и дело бы закончилось ничем.
    Но сейчас она уже не отвертится.
     — Мы пойдем посмотреть, что сегодня есть интересного в Визжащей Хижине, — негромким заговорщицким тоном говорит Джим, внимательно наблюдая за реакцией спутницы. — И ты обещала мне, что не будешь возражать против того, куда мы пойдем, — он делает приглашающий жест в сторону тропки: — Так что прошу, дамы вперед.
    А чтобы даме было не так сложно «вперед», Джеймс быстро подхватывает ее шаг и идет прямо рядом, плечом к плечу, засунув руки в карманы мантии, все еще полные конфет и оттого подозрительно оттопыривающихся.
     — Говорят, там живут призраки, — продолжает Джеймс все тем же тоном, когда они покидают улицу и ступают на тропку. — И я всегда хотел проверить, что это за призраки и откуда они там взялись. Местные говорят, там никто никогда не жил. Так что все это выглядит чрезвычайно подозрительно. Впрочем! — он неожиданно останавливается и смотрит на Лили, и его выдают только смеющиеся глаза: — Если ты не готова переходить от чрезвычайно страшных и опасных ночных коридоров к каким-то задрипанным хижинам средь бела дня, то лучше скажи сейчас, и мы пойдем обратно, и я куплю тебе утешительное какао у мадам Паддифут. В обиде не буду.
    В прошлый раз Эванс фактически взяли на слабо — и она первой побежала в ночной коридор. И его с собой прихватила. В этот раз Джеймс просто хочет проверить: во-первых, струсит ли Лили (скорее всего, нет), во-вторых, вдруг согласится на какао у мадам Паддифут (скорее всего, нет). И тогда он сможет потом говорить друзьям, что был прав с самого начала: Лили Эванс просто не хватает в жизни приключений, которые никак не могут свалиться ей на голову без его непосредственного и активного участия! А какао она и сама себе купить может.

    «Первая карточка с Бриджит Венлок», — старательно запоминает Джеймс, сам не зная, зачем. Ну, вроде как еще одна деталька к образу. Как будто первая карточка определяет что-то настолько же важное, как Шляпа на распределении, хотя, конечно, нет. По крайней мере, Джеймс сильно сомневается, что у Лили есть страсть к записыванию вещей невидимыми чернилами — или он очень плохо ее знает.
    И, разумеется, Лили соглашается на Хижину, и Джим внутренне ликует, что она отказывается от какао, а то бы все пошло насмарку. Все приготовления! Ради которых он двое суток висел на Ремусе! И вообще всех поднял на уши! И ему даже все равно, как ловко она вернула его подначку. В конце концов, если бы не вернула, это была бы не его старая знакомая Эванс.
     — Боюсь, для какао ты выбрала не того спутника, — расплывается в искренней улыбке Джеймс. — Пойдем, пока не заметил кто-нибудь.
    В конце концов, ходить к Хижине не то чтобы нельзя, но не одобряется профессорами, и тем более ими не одобряется перелезание заборов и экскурсии по чужой частной собственности, пусть и заброшенной. В преддверии матча Джеймс не хочет лишний раз нарываться на отработку, особенно если прилетит от какой-нибудь Мальсибер. Вот уж кто горазд ставить им палки в колеса последнее время.
    У забора Лили останавливается, как вкопанная, и оборачивается, Джеймс же рядом с ней задумчиво изучает ограду.
     — Никого там нет, не дергайся, — деловым тоном говорит он, даже не глядя в ее сторону. Только усмехается, прикидывая, хочет ли заставить Эванс перелезать через забор или все-таки покажет ей проход с другой стороны ограды. — Придется лезть, — заключает он и тут же лезет, легко, если не сказать мастерски, взбираясь на средней высоты покореженный забор, после чего спрыгивает на ту сторону и разворачивается. — Давай помогу.
    Он вытягивает руки вверх, готовый поддержать, подхватить, а то и вовсе поймать Лили, если та вдруг решит навернуться с забора. Мысленно он подсчитывает, сколько времени у них занял поход от кафе досюда. Успевают. Это хорошо.
     — Если ты переживаешь, что нас мог заметить кто-то из профессоров, — продолжает говорить Джим, — то не переживай. Отработка — не самое страшное, что может случиться в жизни, к тому же ты будешь в хорошей компании. Лучше сделать что-то и пожалеть, чем не сделать и никогда не узнать, согласна?
    Сад вокруг, если его можно назвать громким словом «сад», его заметно не впечатляет. Джеймс не очень старается скрывать, что это не первая его сюда прогулка, да и к тому же, потребуется что-то покруче, чем голые кусты да бурьян, чтобы впечатлить Джеймса Поттера, излазившего весь замок и его окрестности вдоль и поперек. Другой вопрос, что потребуется, чтобы впечатлить Лили Эванс? Джеймс догадывается, что так просто ее тоже не взять, зловещие кусты и заколоченные окна — нет, он уверен, этим ее не испугать.
    Это заставляет его мысленно предвкушать.
    За его спиной, у угла дома мелькает темное пятно: буквально на мгновение показывается из-за стены и тут же исчезает, оставляя после себя легкую сизую дымку. Сад стоит тихий, и дом с заколоченными окнами и дверью стоит тихий, и вокруг ни души. Даже ветер не беспокоит Визжащую Хижину, давая дымке медленно растворяться в воздухе, словно она привиделась. Но Джеймс смотрит только на Лили и не знает, что там творится за его спиной.

    Законы, правила и все такое — это, кажется, именно то, из чего соткана вся Лили Эванс, и это в одинаковой степени восхищает и вызывает недоумение. На младших курсах Джеймс считал, что она просто неинтересная зануда, а потому неспособна понять всей прелести нарушения всех этих правил и законов, над которыми так трясется. А потом Джеймс влюбился, и вот они здесь, и Лили лезет с ним через забор, даже позволяя ему поддержать себя на пути вниз — Джеймс не может сдержать радостную улыбку — и он никак не может понять, как не разглядел эту чертовщинку в ней раньше. Может, если бы они вот так лазали через забор на пару курсов раньше, сейчас все было бы совсем иначе? В конце концов, как бы ни восхищала его ее принципиальность, такая Лили нравится ему куда больше.
     — Наверняка, — беспечно подтверждает Джеймс. Хотя знает не понаслышке, что в реальности дела обстоят не так, но даже профессор Дамблдор не может бдеть за Хижиной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, а сегодня так вообще.
    Разве что на территории стоит какая-нибудь оповещалка, что немедленно уведомляет его о том, что кто-то решил вторгнуться в Хижину. Пожалуй, это единственный момент, который они не предусмотрели вчера. Впрочем, Джеймс сильно сомневается, что им что-либо угрожает здесь сегодня. А потому легким шагом идет вместе с Лили к дому, останавливается у самого крыльца, и когда та вдруг щурится куда-то в пространство за его спиной, озадаченно оглядывается.
     — Что? — что бы там ни было, он этого не видит и разворачивается обратно к Лили, и тут же ёрничает: — Будем стоять, конечно. Заброшенный сад, романтика, все дела. Не зря же я тебя сюда завел, подальше от лишних ушей. Давно хотел тебе сказать, — тянет он самым проникновенным тоном, на который только способен.
    И замолкает. И заразительно смеется, глядя на лицо Лили. Ну, она же не услышит, что у него сердце бьется где-то в самом горле, а ему нужно держать марку. Ему бы, конечно, хотелось сказать все, что он думает, всерьез — но сейчас это всего лишь шутка, чтобы посмотреть на то, как она среагирует, и вдоволь посмеяться друг над другом. По крайней мере, так кажется Джеймсу, и отсмеявшись, он ерошит волосы, явно показывая, что договаривать не собирается, и вообще.
     — Шучу, — просто говорит он, продолжая терзать волосы свободной рукой, пока они не приходят в самый феноменальный беспорядок, какой только возможно себе представить, и переходит на деловой тон: — Пойдем внутрь, правда, не думаю, что это можно сделать через дверь. Я пробовал как-то раз, но на нее не действуют никакие отпирающие заклинания, которые я знаю. А взрывать чужую дверь, — Джеймс качает головой и наконец перестает ерошить волосы. Сердце тоже унимается. — Поэтому придется придумать другой вариант.
    Где-то внутри Хижины слышатся какие-то скрипы, как будто кто-то ходит, или просто старые половицы от сквозняка поют, кто их разберет. Джеймс прислушивается вполуха, но большую часть внимания уделяет Лили. И напряженно думает, как еще они могут проникнуть внутрь, если не через заколоченную дверь или заколоченные окна — и, разумеется, не через тайный ход. Остается только одна опция.
     — У меня есть идея. Но она тебе не понравится, — медленно говорит Джеймс. — Потому что она не очень нравится даже мне. Как ты относишься к дымоходам?

You never tell a girl you like her,
it just makes you look like an idiot. ©
    На словах о пятой в квартете Джеймс смотрит на Лили взглядом, который в общем и целом можно перевести как «о, дорогая, я тебя умоляю», потому что при всей его любви, он не может представить себе и в страшном сне, что их сугубо мужская компания разбавится хоть кем-то, тем более — девушкой, тем более — Лили Эванс. Потому что если и есть в этом мире вещь, святая для Джеймса Поттера, то это однозначно Мародеры. Если так прикинуть, Лили наверняка сдастся после первого же вечера в обществе и самого Джеймса, и Сириуса одновременно, и даже Ремус с Питером не смогут скрасить эффект их великолепного дуэта.
    Но за попытку разрядить обстановку он ей благодарен. Хотя его и сбивает с толку, как ей удается оставаться такой собранной и невозмутимой, и даже конфетки жевать, когда у него одна мысль о том, чтобы произнести что-то подобное вслух, почти вызывает сердечный приступ. Или он чего-то не замечает? Драклы разберут этих девчонок.
     — Как Father Christmas, хоу-хоу-хоу, — бас у Джима, конечно, так себе, но он старается.
    Он едва удерживается от того, чтобы сказать Лили, что у них даже есть собственный олень для полной аутентичности. Остается только ей самой набрать сто кило веса, отрастить густую белую бороду и — он не уверен, но чувствует, что это неизбежно — сменить пол.
    По крайней мере, это точно решит проблему с неловкими признаниями.
     — Давай на всякий случай проверим, — говорит Джеймс и дергает дверь за ручку. Когда та не поддается, он пожимает плечами, поворачиваясь к Лили. — Не знаю, что они там хранят, если так старательно заколотили все входы и выходы, но я ожидаю как минимум небольшой клад в пару сотен галлеонов. Предлагаю разбить его пополам — все по-честному. Половина тебе, половина мне. Только не говори, что это кража со взломом. Вряд ли призракам понадобятся их сокровища.
    Не переставая вещать, Джеймс оглядывается вокруг, находит в кустах какую-то палку примерно себе по пояс, жестом зовет Лили следом. Приставив палку к стене, он прерывается, чтобы произнести краткое и быстрое заклинание, взмахнуть палочкой — и с завидной легкостью трансфигурировать палку в лестницу аккурат до водостока, каемкой идущего по краю крыши. С чем, с чем, а с трансфигурацией у Джеймса никогда не было проблем.
     — Давай я подержу, а ты полезешь? — глядя на Лили, предлагает он. — Высоты не боишься же? Если боишься, то ничего страшного, самый действенный способ, который я давным-давно открыл, это концентрироваться на чем-то другом. Ну и не смотреть вниз, конечно. Так что, например, — он ерошит волосы, прячет палочку в карман мантии почти неуловимым движением, а затем щелкает пальцами: —  расскажешь мне, на что потратишь свою половину клада. Даже если не боишься. Мне интересно. Представь, что у тебя есть сто галлеонов. На что потратит такую сумму знаменитая Лили Эванс?
    Джеймс подступается к лестнице, придерживает ее одной рукой. Она плотная и крепкая, добротно сколоченная — в собственных способностях к трансфигурации он совершенно не сомневается, иначе в жизни бы не пустил Лили лезть на крышу первой. Жестом он подзывает Лили и ободряюще улыбается. Помнит, как она переживала в коридоре — вот уж какая картинка теперь навсегда останется в его голове — и искренне пытается сделать так, чтобы это приключение не вызвало панику в неподходящий момент.
    Будет, конечно, и подходящий для паники момент. Но там — в собственных способностях к розыгрышам Джеймс ничуть не сомневается — ей точно ничего не будет угрожать.

Отредактировано James Potter (2017-05-10 17:08:25)

    Улыбка Лили греет Джеймсу душу, как ничто другое. Ну, вот! Вот он — великий секрет, как заставить Лили Эванс улыбаться ему вместо того, чтобы отшивать его к дракловой матери. Нужно всего-то вспомнить Рождество, подарки и легенду о Санта-Клаусе. В которого Джеймс Поттер — ему стыдно это признать — верил до двенадцати лет. Но этого он вслух Лили никогда не озвучит, потому что это сразу переведет его из разряда крутых парней в... в... в он даже не знает, какой разряд. Но явно некрутой.
    Лили перепроверяет дверь с помощью заклинаний, пока он вещает и ищет палку, но его мало заботит, что она не верит ему на слово. В конце концов, за ним станется и подшутить над ней. В конце концов, это именно то, зачем он в принципе затеял всю эту авантюру. И этого он тоже ей вслух не озвучит. Пока что.
    Джим наблюдает за тем, как Лили неторопливо взбирается вверх по лестнице и усмехается, слушая ее рассуждения. Если бы он получил столько денег, он бы тут же их все потратил — он себя знает. Он бы купил новую метлу, конечно. Потом билеты на Кубок по квиддичу. Для себя — и для друзей. А может и для всей гриффиндорской команды. А на то, что осталось бы, он бы еще что-нибудь придумал. Отдал бы Сириусу, хотя тот в жизни не возьмет, гордый слишком для этого. Джеймс резво лезет следом вверх по лестнице, поспешно выкидывая эту мысль из головы.
    Когда его голова показывается над крышей, он ловко подтягивается вверх на руках и, после кратких раздумий, тянет лестницу вверх следом за собой. Не хватало еще, чтобы сюда залез кто-то посторонний. Ну, кроме них.
     — Лили, не обижайся, но ты, — Джеймс почти говорит «страшная зануда», но быстро соображает, что тут действительно высоко, а Лили действительно может расстроиться, — чересчур рассудительная. Это же легкие деньги! Лотерея! Неужели тебе не захочется просто потратить их в свое удовольствие?
    Убедившись, что лестница не соскользнет вниз, Джеймс идет к дымоходу и заглядывает внутрь.
     — Не, точно не закрыт, — уверенно говорит он, потому что действительно знает, что не закрыт. А в следующее мгновение, для конспирации, добавляет: — А если закрыт, то мы его взорвем, — и смотрит на Лили с заговорщицкой улыбкой отпетого шалопая.
    Засучив рукава мантии, он садится на край кирпичного дымохода. На его счастье, тот достаточно большой и широкий, чтобы поместился даже Джеймс, не говоря уже о более миниатюрной Лили. Несколько мгновений он соображает, как будет лучше лезть, оглядывается на свою спутницу. Тут красиво, на крыше. И Лили красивая — очень-очень. Он даже почти готов предложить ей просто остаться тут и посидеть, поболтать о лотереях, Рождестве и пейзаже. Вон как все хорошо видно. И небо высокое-высокое. Под действием этих мыслей Джеймс даже кажется взрослее, лицо его — серьезным и задумчивым, но задумчивость эта явно приятна, если не сказать мечтательна. В следующее мгновение он рушит это впечатление, подмигивая Лили, и без лишних предисловий лезет в дымоход.
     — Я бы на твоем месте подумал о деньгах! — уже из дымохода гулко доносится его голос. — У тебя обязана быть какая-нибудь материальная мечта. Я вот мечтаю о новой Комете ’76. Но папа сказал, что купит ее, только если за весь год ему не придется писать мне ни одного воспитательного письма, — Джим издает тяжкий вздох, который тем смешнее, потому что усиливается дымоходом и оттого звучит как пароходный гудок. — Ну, ты знаешь меня. Я получил уже два.
    Чарлус Поттер никогда не слал Джеймсу громовещателей и не собирается изменять привычкам на шестом году обучения сына. Вместо этого он шлет длинные обстоятельные письма, где с чувством, с толком, с расстановкой разъясняет Джеймсу простые истины вроде того, почему важно хорошо учиться и не шалить. Джим действительно их читает — обычно за завтраком, как газету, закусывая тостом. А потом идет и делает все то же самое.
    У всех свои семейные ритуалы.
    Спустившись вниз настолько, что ему становятся видны угли в камине, Джеймс попросту спрыгивает и эффектно приземляется на ноги, и зола вокруг него взлетает вверх темными клубами. Задрав голову, он складывает руки рупором и докладывает:
     — Спускайся, камин открыт!
    После чего перешагивает каминную решетку и оказывается в знакомой гостиной. Достав палочку из кармана, он быстро шепчет несколько заклинаний и так же быстро прячет ее обратно. Вот теперь все готово.

    Ладно, допустим, все это время у Джима был вполне корыстный мотив расспросов. Он просто хочет узнать, что можно подарить Эванс, если они дойдут до стадии обмена подарками на Рождество. Даже если это будет односторонний обмен: Джеймс ей — подарок, а она ему что-нибудь еще. Еще одно свидание, например. В любом случае, он старательно запоминает про колдоаппарат. Потому что если он пойдет выбирать котел, то в жизни себе этого не простит: из всех возможных увлечений больше всего Джеймс Поттер презирает зельеварение, потому что это бабское занятие, в котором преуспевает Нюниус. То ли дело трансфигурация! Или чары.
    Лили зельеварение Джим прощает по той простой причине, что это Лили. Но котел ей дарить все равно не станет ни за какие коврижки.
    Пока она лезет по дымоходу, а это занимает определенно больше времени, чем он рассчитывал, Джеймс делает кружок по комнате, праздно разглядывая старую и еще не до конца убитую Ремусом мебель. Они как могли убрали следы оборотня с Сириусом вчера. Совсем скрыть бардак в их планы не входило, впрочем, да им бы и не удалось при всем желании: одно дело замаскировать глубокие царапины от волчьих когтей и совсем другое — отреставрировать тут всю зверски расчлененную и местами убитую мебель.
    Услышав, что Лили добралась до камина, Джим разворачивается, суя руки в карманы мантии, и смеется, глядя на ее встрепанный вид. Сам он, конечно, тоже весь в саже, но как-то уже привык к тому, что его мантия никогда не будет чистой и опрятной, а потому и вовсе перестал заморачиваться. Хотя в одном Лили права: перед тем, как уйти отсюда, нужно будет обязательно снять друг с друга следы сажи, иначе это выдаст их с головой.
     — Ну, мы только начали археологические раскопки. Кто ж клад кладет на видное место, Лили, подумай сама. Теперь нужно воспользоваться методом дедукции и представить, куда бы мы спрятали клад, если бы у нас был клад. Под кровать? За какую-нибудь картину? — Джеймс отгибает пальцы, перечисляя возможные места для клада.
    Про метод дедукции ему рассказал как-то Ремус, и Джим взял его на вооружение. Точнее, на вооружение он взял фразу, потому что она смешная и звучит заумно и клево, а в самом методе так ничего толком и не понял. Ну, впрочем, он никогда и не собирался в детективы — только в профессиональные игроки в квиддич.
    В комнате прямо над ними вдруг слышится звук падения чего-то тяжелого, так что даже сам Джим вздрагивает и невольно делает шаг к Лили, замолкая и доставая палочку. Если ей что-то и угрожало со стороны дверного проема в коридор, то теперь на пути этого чего-то стоит он.
    Они, судя по всему, в гостиной на первом этаже, а звук донесся откуда-то из спальни на втором, если он верно помнит план здания. Задрав голову, Джеймс какое-то время вглядывается в потолок и вслушивается, но больше ничего не происходит.
     — Пойдем проверим? — серьезно спрашивает Джим. — Вдруг это клад навернулся с полки, — начиная тихо хихикать, добавляет он, глядя на лицо Лили. — Или знаменитый призрак почуял нас. Если он существует.

    Нервное поведение Лили смешит Джима, потому что выдает в ней совершенно неопытного нарушителя правил. Точно так же она металась тогда в коридоре, и вот теперь здесь оглядывается каждые три секунды, как будто вот-вот прямо из стены к ней шагнет профессор МакГонаггал и даст затрещину. И, скорее всего, громкий звук сверху никак не помогает Лили в том, чтобы успокоиться, по крайней мере, из ее уст вырывается какой-то странный звук, который Джеймс про себя квалифицирует как высшую степень тревоги.
     — Каких еще моих дурацких штучек? — невинно интересуется он в спину смело отправившейся навстречу приключениям Лили. И добавляет себе под нос: — Когда это у меня были дурацкие штучки. Клевые у меня штучки.
    Искушение схватить ее за плечи и гаркнуть «Бу!» прямо на ухо столь велико, что Джиму приходится укусить себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться. Но это идет вразрез с Гениальным Планом, поэтому он просто следует за ней в коридор, держа палочку наготове. Когда Лили начинает вглядываться в дальний темный угол, Джеймс немного напрягается, но она решает, что тот недостоин ее внимания, и шагает к лестнице. Джим на мгновение улыбается уголками губ и останавливается. Тишина стоит такая оглушительная, что ему кажется, что едва учащенный стук его сердца разносится на весь дом — хотя, конечно, нет.
    Куда лучше на весь дом разносится скрип от ступеньки, ведущей наверх.
    Его спутница, правда, не в курсе, отчего именно эта ступенька скрипит настолько оглушительно, зато Джеймс — в курсе. Лили разворачивается к нему, и он кивает на ее серьезное «пошли!» А когда она отворачивается, чтобы подняться выше, кидает взгляд в темный угол, чтобы проверить, сработала ли зачарованная ступенька. Из темного угла на него смотрят два желтых глаза-уголька.
     — Лили! — он окликает ее с нарастающим волнением в голосе (королевский театр плачет по Джиму горькими слезами уже несколько лет). — Лили, беги! — и сам кидается вверх следом за ней, лишь на мгновение обернувшись и резко взмахнув палочкой: — Ascendio!
    В следующее мгновение из злополучного угла к лестнице кидается черный силуэт зверя — точь в точь как тот, который мелькнул у стены снаружи. Его на мгновение подкидывает в воздух заклинанием и тут же роняет на пол с высоты. Но Джим уже не следит: он и так знает, что заклинания никак не остановят их преследователя. По полу от него отлетают сизые ошметки, тут же оборачивающиеся дымом и тающие в воздухе, и зверь продолжает погоню вверх по лестнице. Желтые глаза-угольки на его морде дьявольски светятся в полутьме дома.

Отредактировано James Potter (2017-07-27 15:26:08)

    Надо признать, бегает Лили знатно. Джеймс настолько увлекается разыгрыванием ситуации большой опасности, что и сам начинает волноваться за их жизни и здоровье, хотя точно знает, что безобидная иллюзия ничего им не сделает. Разве что заставит Лили поверить в то, что тут действительно живет призрак, а заодно — в то, что соваться в Визжащую Хижину не стоит ни ей самой, ни кому-либо другому. Если, конечно, Лили расскажет о своем опыте кому-нибудь из подруг, и дальше весть разнесется по замку путем сарафанного радио.
    Едва уклонившись от «Stupefy», Джим вваливается в комнату следом за Лили и тут же закрывает дверь, запечатывая ее заклинанием. По ту сторону слышится протяжный вой, а затем все стихает. Джеймс перехватывает палочку удобнее и подступается к двери, на мгновение оглядываясь на Лили. Та выглядит искренне испуганной, и он довольно ставит себе мысленную галочку за качественный розыгрыш.
    Несколько мгновений Джим делает вид, что прислушивается к происходящему в коридоре, а затем ложится прямо на пол, чтобы посмотреть в щель под дверью. Разумеется, в коридоре пусто. Иллюзия, которую они смогли наколдовать с Сириусом, не слишком сильна и уже успела развеяться. Да и не предназначалась она для большего, чем просто загнать их наверх.
     — Пусто, — шепотом говорит Джеймс и садится, прислоняясь спиной к двери, ерошит волосы и смотрит на Лили. — Похоже, что-то в этой Хижине все-таки живет. Думаю, нам лучше выбраться отсюда поскорее. Лили? Эй, ты в порядке?
    Они с Сириусом отлично постарались, распихивая с десяток «пугалок» по всему дому. Большинство из них активируются с помощью всевозможных предметов: ступенек, зеркал, старой утвари, даже мебели и некоторых скрипучих половиц. Джим пытается вспомнить, что именно они задумали в этой комнате. Получается с трудом.

    Лили опускается на пол рядом, и у Джима холодок по коже пробегается от ее шепота. Но в ответ он только мотает головой, хотя прекрасно знает, что это был пес, похожий на Грима. Но совершенно точно не Грим, и бояться ни ей, ни ему в будущем нечего. Лили тяжело дышит, и Джеймс полузавороженно наблюдает за ней краем глаза. Хочется не то обнять ее, чтобы помочь успокоиться, не то выдать весь секрет. Но выдать секрет он не может — и не только потому что Лили может рассердиться на розыгрыш.
    Вместо этого Джим легонько толкает ее плечо своим:
    — Не переживай, что-нибудь придумаем, я же Мародер.
    Вряд ли это ее успокоит, конечно. Джеймс прислоняется затылком к двери и задумчиво смотрит на противоположную стену. Окна точно защищены как от проникновения внутрь, так и от попыток выбраться наружу. Ход он ей показать не может, да и не на втором этаже тот заканчивается. Остается только один путь: обратно через камин. А значит, придется выйти в коридор и как-то убедить Лили сделать то же самое.
    Она уже предлагает придумать план, и это хорошо. Когда Лили отходит к окну, Джим поднимается на ноги, пытаясь подобрать подходящие аргументы. Для виду он тоже осматривается по сторонам, скользит взглядом и по столу с подсвечником, и по комоду без нескольких ящиков у стены, и по заколоченному окну — но размышляет совершенно о другом. А заслышав вскрик Лили, не думая шагает ей навстречу, хватает за руку, чтобы завести себе за спину в случае опасности, и уже почти взмахивает палочкой. Но подсвечник остается всего лишь подсвечником, который просто упал на пол с громким звуком. Яркие искры сыплются с конца палочки на пол.
    — Просто подсвечник, — со вздохом говорит Джим и, для верности, поддевает его носком ботинка.
    Драклы, вспомнить бы, что они запрятали в этой комнате.
    Убедившись, что подсвечник не планирует оживать и убивать их с Лили, Джеймс поворачивается к ней с неловкой полуулыбкой: мол, это смешно, пусть и чуточку страшно. Главное, чтобы она ничего больше в комнате не трогала, а то что-нибудь точно активируется. Ему еще придется потом прийти сюда и снять все эти чары, а то мало ли.
    — Зычный голос, тебе бы в капитаны сборной, — шутит Джим и нехотя выпускает ладонь Лили; видит Мерлин, ходил бы с ней за руку до конца дня с большим удовольствием. — Прости. Ты кричишь, когда нервничаешь, а я шучу. Хотя я всегда шучу, — он улыбается уже шире, пытаясь хоть как-то сбросить напряжение, наполнившее комнату, ерошит волосы привычным жестом. — Вариантов у нас немного, на самом деле. Через окно мы не полезем — во-первых, взрыв привлечет внимание, во-вторых, не факт, что дом не зачарован, на нем может висеть какая-нибудь старая защита, на которую я бы не хотел напороться, — это достаточно близко к правде. Но Лили об этом знать не обязательно. — Ну и еще прыгать со второго этажа, — он издает свистящий звук падающего снаряда, — верный путь в Больничное крыло. Так что или камин, или мы здесь навсегда.
    Джеймс кивает скорее сам себе, чем Лили, как будто не рассказывает ей свои мысли, а просто размышляет вслух. За дверью по-прежнему тихо, и Джим кидает на нее взгляд, пытаясь вообразить, как бы подошел к вопросу, будь там действительно кто-нибудь в коридоре.
    — Давай так, — наконец, решительно говорит он, возвращаясь серьезным взглядом к Лили. — Я бывал в гораздо большем числе передряг, чем ты. Поэтому я буду отвлекать зверюгу, призрака, что это там, не суть — а ты побежишь к камину. Никаких возражений! Я тебя сюда затащил, и я за тебя отвечаю, моя обязанность тебя отсюда достать. Уговор?

Отредактировано James Potter (2017-09-11 23:45:20)

    Ну разумеется, разумеется Лили не соглашается! Когда Лили вообще хоть на что-то соглашается, если это озвучивает Джим? Иногда ему кажется, что если он перед каждым завтраком, обедом и ужином будет звать ее в Большой зал, то она перестанет туда ходить, а то и есть в принципе. Но стоит отдать Лили должное: от ее недоброго прищура и решительных слов Джеймса берет оторопь, потому что он как-то совершенно этого не ожидал — ну, что она вдруг откажется его бросать здесь в одиночестве. Да и не то чтобы он планировал помирать тут вдруг. Хотя Лили-то думает, что здесь настоящий призрак.
    Джеймс устало вздыхает и на мгновение отводит взгляд, подбирая слова. А потом вдруг улыбается — не насмешливо, как обычно, а будто невольно, не задумываясь. Он привык, что за него Сириус стоит горой, что Ремус не отступит перед лицом опасности, Питер, на худой конец, еще туда-сюда, бывают у него моменты, но Лили — это что-то новенькое. Поэтому он решает не спорить. А то отговорит еще сейчас, и как ее потом этим поддразнивать? Героическими порывами?
    — Чудная ты, Эванс, ей-мерлин, — только ерошит волосы Джим. — В камин все равно полезешь первой.
    Он вдруг чувствует себя неловко, как будто действительно предложил Лили сделать какую-то невероятную глупость, да и волосы уже в таком беспорядке, что дальше некуда, поэтому Джеймс решительно шагает к двери и занимается делом. То есть, становится сбоку, берется за ручку, на мгновение оглядывается на Лили, жестом показывая ей, чтобы отошла в сторону, на случай, если вдруг призрак ворвется внутрь. Слушать возражения насчет камина по второму кругу он явно не намерен, да и вдвоем они все равно туда не влезут, даже если очень постараются.
    — Готова? — шепотом.
    Удостоверившись, что все в порядке, Джим приоткрывает дверь, усиленно воображая, что в коридоре действительно кто-то может быть. Уж сколько раз они бывали в этой ситуации с друзьями! Прятались в пустом классе, а потом проверяли обстановку в коридоре — да это практически как дышать уже. Джеймсу даже притворяться не нужно, настолько это въелось в мышечную память.
    Коридор, разумеется, пуст. Для проформы Джим вглядывается в пустоту еще несколько мгновений, а затем открывает дверь шире и высовывается наружу. К счастью, лестница от них недалеко. Ступенька, как и все остальное, зачарована лишь на один раз, так что во второй раз не сработает, и на том спасибо. Джеймс наставляет палочку на один угол, на другой, а потом и вовсе шагает в коридор. Да уж, тишина в Хижине такая, что даже когда знаешь, что призраков тут нет, невольно ежишься.
    — На лестницу, — шепотом зовет Джим Лили и машет ей рукой, мол, быстрее.

    Они спускаются вниз без всяких приключений, но Джим все равно держит палочку наготове, как будто на них вот-вот выскочит какой-нибудь всамделишный призрак. Лили он всегда держит в поле зрения и перед собой — на всякий случай, чтобы не дать ей задеть какой-нибудь еще зачарованный предмет. Хватит с него беготни с палочкой наперевес сегодня. Да и самой Лили наверняка нужна передышка, ну или ему так упорно кажется. А еще, может быть, ей все-таки нужно какао у Паддифут. Отчего-то в голове всплывают уговоры Сириуса не водить Эванс в Хижину, а сводить, как нормальный человек, в кафе.
    — Полный порядок, — когда Лили вдруг неожиданно оборачивается на него, шепотом успокаивает ее Джеймс. — Пошли, пока не началось.
    Переживает за него, что ли? Он мимолетно улыбается сам себе и еще раз утверждается во мнении, что Эванс не кафешки и приторные свиданки нужны, а приключения. Больше приключений! Если, конечно, после сегодняшнего она согласится пойти с ним хоть куда-то еще, кроме как в класс на урок. И не с ним, а потому что расписание так велит, а Лили — законопослушная студентка. Это он занятия прогуливает изредка.
    Лили не то приказывает, не то просит его не отставать, но Джим все равно остается стоять на месте, пока она лезет в камин. Когда Лили скрывается внутри, он наконец-то расслабляется и проводит рукой по лицу. Да, пожалуй, по степени безумия эта идея была достаточно безумной и ненормальной. Пробрались в наглухо защищенную от проникновения извне Хижину — трубу, видимо, зачаровывать не стали, потому что оборотень в нее даже при всем желании не пролезет — и попугались иллюзии. Было весело, но Сириус, наверное, прав. Нормальные люди девушек на свидания водят в какие-то более цивилизованные места. Даже если им нужны приключения, обычно это что-нибудь вроде тира. Или на лодке по озеру поплавать еще можно.
    — Лили? — Джеймс заглядывает в камин и тут же морщится, отворачиваясь от сыплющейся сверху сажи. — Я тут подумал, — говорит он, тоже залезая следом, но замолкает и продолжает, только когда уже высовывается из трубы на крыше, тяжело дыша от такого физического упражнения. Вниз как-то проще было. — Больше никаких Хижин. В следующий раз лучше на лодке по озеру. Или к Паддифут. Или в оранжереях позависать. Могу на метле покатать. Что угодно.
    Джим улыбается, подтягиваясь на руках, и садится на край трубы, перекидывает ноги на крышу и выдыхает.
    — Тебе спокойно, что мы ничего не нарушаем — хотя я по-прежнему думаю, что в тебе зарыт талант гениального нарушителя правил, почти как в нашем дорогом друге Ремусе Люпине, — он стряхивает сажу с рук и тянется за палочкой, чтобы очистить одежду. — И мне спокойно, что тебя не съест какой-нибудь недобрый призрак.
    Ну, то есть, это если, конечно, будет еще следующий раз. В чем Джеймс совершенно не уверен, но по въевшейся в подкорку привычке надеется на лучшее.

    Лили смеется, и Джеймс смеется тоже: от ее беззлобной шутки исчезает последний, пусть и выдуманный, страх, от ветерка становится легче дышать, а сажа на их лицах добавляет антуражу. За всю идею с Хижиной Джим ставит себе если не Превосходно, то определенно Выше Ожидаемого, хотя и не станет ее повторять. Да и к тому же, Лили он сюда уже сводил, а больше никем не заинтересован.
    Хорошо, что проблему с сажей быстро решает обычное заклинание. Каким образом магглы умудряются влипать в переделки такого сорта и выходить из них сухими, остается для Джеймса загадкой: он и с магией-то не всегда умудряется, а без нее наверняка и вовсе пропал бы. Так и подмывает расспросить об этом Лили, но вместо этого Джим подбирает с крыши лестницу и ловко спускает ее вниз. И думает о том, что Лили не сказала ему «нет». Но и «да» тоже не сказала. Вроде бы. Как все путано с этими девчонками, драклы дери.
    — Если мне станет скучно в оранжереях, я расспрошу тебя про что-нибудь, — говорит он, слишком занятый закреплением лестницы, чтобы смотреть на Лили. — Про Коукворт. Что там есть интересного, куда можно сходить, какой у тебя дом, от каких книжек ломятся у тебя там полки. Или про то, что ты сделала с теми шоколадками, которые я тебе дал, — убедившись, что лестница никуда не денется, Джеймс разворачивается к Лили, — потому что после всего пережитого я думаю, нам можно и по шоколадке. Если ты не против. После вас, мадмуазель!
    Джим произносит «мадмуазель» и делает шутовское па, отступая и указывая Лили на лестницу. Надо спросить ее напрямую, но сначала для этого потребуется собраться с духом. Наблюдая за Сириусом, Джеймс понял, что никогда не стоит говорить девчонкам ничего напрямую, но тут иного пути просто не остается! По крайней мере, он точно знает, что не сможет спокойно спать, если не будет знать, последнее ли это их совместное приключение, или ему светит что-то еще. Пусть даже и скучное и безобидное, вроде прогулки по оранжерее. Про Коукворт Джим и впрямь может ее расспросить, хоть и сомневается, что местные магглы чем-либо отличаются от тех, которые живут в Годриковой Лощине. Ну, кроме Эвансов. Как все устроено в семьях магглорожденных, Джеймс представляет слабо.
    — Пойдешь со мной в оранжерею болтать про Коукворт? — решается, наконец, Джим, с высоты крыши глядя на Лили. — Никаких призраков, обещаю. Буду паинькой. Мне правда интересно.
    И замирает, как будто вот прямо сию секунду решится его судьба. Или как минимум планы на ту дату, которую выберет Лили в следующие несколько недель — если согласится. Большое такое, жирное если. А вдруг откажет? О, Мерлин.

Отредактировано James Potter (2017-10-14 15:40:23)

    Лили тянет паузу после своего «ну» так непростительно долго, что Джим решает, что можно уже начинать спускаться, потому что ничего хорошего ему не светит. Вниз он спускается быстро, и по его спине сложно сказать, что там эта пауза делает с его ощущениями от жизни. Ничего хорошего она, на самом деле, не делает, а когда Лили, наконец, продолжает предложение, Джеймс даже не сразу понимает, что она говорит. А когда понимает, то уже стоит на земле и достает палочку, чтобы трансфигурировать лестницу обратно в палку и откинуть в сторону.
    И берет у Лили шоколадный батончик. Едва сняв упаковку, вгрызается в него зубами, а свободную руку прячет в карман мантии. И медленно шагает в сторону Хогсмида. Ему нужен тайм-аут, как в квиддиче, чуть-чуть времени, чтобы посидеть на скамье и подумать над смыслом жизни, вселенной и вообще — то есть, над тем, какие ошибки только что были совершены на поле и как с ними быть дальше. С одной стороны, то, что Лили вообще приходит в голову считать его другом — ну или зачатком друга? личинкой друга? — это скорее хорошо, чем плохо. Плохо то, что статус друга Лили — не совсем то, чего ему хочется в этой жизни.
    — Да понял я, что для свиданки-свиданки с тобой это надо что-то невероятное совершить, — наконец, вздыхает Джим, и это так комично, что он тут же смеется сам над собой. Шоколад сладкий на языке, на улице прохладно, они только что пережили славное приключение, и в общем-то, ему даже хорошо. — Может быть, я однажды даже пойму, что.
    Звучит мечтательно, но и шутливо, и на лице Джеймса эта его знаменитая заговорщицкая улыбка. В конце концов, в этот раз Лили пришла, потому что обещала, а в оранжереи придет, потому что согласилась, и тут разница, как между флобберчервем и норвежской хвосторогой. Батончик заканчивается, и Джим прячет обертку в карман мантии.
    — Спасибо за шоколадку, — запоздало говорит он. — Не переживай, я обещал, что буду паинькой, значит, буду. Как друзья так как друзья. Слово Мародера — закон и все такое, — Джим поднимает одну ладонь в воздух, а вторую прикладывает к груди и корчит серьезную рожу, чтобы обозначить всю торжественность момента. — Называй день и время. И теплицу. Я даже не помню, когда я последний раз там был.
    Джеймс не кривит душой: с тех пор, как гербология перестала быть обязательным для него предметом, и они с друзьями поняли, что там не растет ничего, что могло бы вылечить Ремуса, он перестал заглядывать в теплицы вообще. Это Лили, если ему не изменяет память, ходит на гербологию и должна быть в курсе, где там что.